Клеопатра - Фаина Гримберг Страница 15

— ...Корабль шёл мимо маяка, а у меня глаза очень зоркие. Углядел я: кто-то барахтается в волнах, уже далеко от гепастады. Мне так и показалось, что это малое дитя! Не спрашиваясь, я оставил весло, бросился в море и спас вот это существо... Тут оказалось, что кое-кто из наших слыхал ещё в порту, как выкликали царицыны глашатаи о пропаже из дворца вот такой вот рабыни малой, с таким вот разукрашенным лицом и туловом, и руками и ногами... Дали мне лодку, и я привёз её на берег. Она, быть может, немая. Ни слова не говорит, только зубы скалит. Но, хвала Зевсу-Амону! не кусалась...

Вероника приказала выдать Дориону из казны десять серебряных драхм и назначить его командовать правым рядом весел на корабле, где он служил...

Ирас глядела сумрачно, молчаливая. Но когда её привели к Маргарите, девочки побежали друг к дружке и крепко обнялись. Вероника больше не говорила о том, чтобы свести стигмы с лица и тела Ирас. Старуха Бакхис получила своё вознаграждение, рука её зажила. Арсиноя теперь виделась с Маргаритой-Клеопатрой очень редко, совсем перестала играть с ней... Ночью после возвращения Ирас Маргарита спрашивала её, свесившись с ложа:

— Ты думала, доплывёшь до своей гиперборейской земли?

— Это нельзя. Нельзя доплыть, — коротко отвечала Ирас.

— Ты нечаянно упала в море? Поскользнулась на гепастаде?..

— Нет, — хмуро произнесла Ирас и повернулась спиной к царевне, — я хотела нарочно утонуть... — Голос звучал глуховато, потому что она повернулась спиной...

Маргарита спрыгнула с кровати, нагнулась, потом присела на корточки, посмотрела в лунном свете на лицо Ирас... Черно-красные полоски виделись совсем серыми, а само лицо — каким-то беловатым... Ирас молчала...

— Ты и вправду хотела умереть, я верю, — сказала Маргарита и вздохнула...

Это желание смерти по своей доброй воле показалось царевне прекрасным! Сидя на корточках, она склонила голову набок, разглядывая лицо Ирас, похожее на маску актёра или на лицо большой куклы Герона...

— Ты, наверное, знатного рода, как Хармиана... — царевна говорила тихо и задумчиво. Ирас молчала и на лице её не появлялась улыбка...

Но Ирас более не пыталась убежать из дворца. А Вероника иной раз в шутку кликала её «Геро», поминая несчастную девушку, возлюбленный которой, Леандр, утонул, переплывая пролив Геллеспонт. Впрочем, в истории своего неудавшегося побега Ирас напоминала, конечно, не Геро, а именно Леандра... Она просила Маргариту, чтобы та позволила своей рабыне остричь волосы совсем коротко...

— Попроси Хармиану, пусть она это сделает мне, у неё ловкие руки. И если ты попросишь, она сделает... Пусть будут совсем короткие волосы, чтобы уши и всю шею было бы видно...

Хармиана подчинилась приказу царевны. Маргарита смеялась, глядя на новую причёску Ирас:

— Ты такая худая и малорослая! А теперь, с этими короткими волосами, ты совсем похожа на мальчишку!..

— Я хочу быть похожей на мальчишку! Я — девочка-брат!..

Короткая чёлка не закрывала ясного овального лба Ирас...

— Что такое это — «девочка-брат»? — Царевна жадно ухватилась за эти вырвавшиеся и будто нечаянные слова. — Это в твоей Гиперборее так говорили?!.

— Там, где я жила, когда была совсем маленькая, не говорили на вашем языке. Я и сама не знаю, что это такое я сказала. Сказалось. Сама не знаю...

Маргарита знала, что Ирас говорит правду и сама не знает объяснения своим словам...

От Ирас Маргарита выучилась кое-чему хорошему. Утрами Ирас делалась беспокойна, переворачивалась с боку на бок, привставала на коленях, откидывалась на жёсткую подушку, раздвигала согнутые в коленях ноги, совала длинненький указательный палец сначала в рот, потом — вниз, в ту спрятанную дырочку, где нижний передний вход в тело, а ещё есть задний, откуда выходят вонь и кал, а ещё есть ноздри и рот... Но это не та дырочка, через которую выливается из человеческого тела моча, это другая, женская дырочка... Геро вынула скользкий слизистый палец, сунула теперь в рот и сосала с выражением удовольствия и сосредоточенности на лице татуированном... Она и Маргарита целовались так, что Маргарита задыхалась. И обе начинали прерывисто смеяться тоненькими смешками и сучили голыми ножками. И тёрлись друг о дружку грудями, ещё только набухающими, твёрдо проклюнутыми... И уже почти взрослой девушкой Маргарита-Клеопатра вдруг ночью тосковала, не могла уснуть; и если рядом не было Ирас, приказывала позвать её. И они тёрлись друг о дружку, совали пальцы друг в дружку и также много целовались до задыхания и смеха...

Ещё Маргарита выучилась от Ирас, как можно делать хорошо себе самой. Надо было, лёжа на боку, сильно-сильно сжимать ноги, покамест внизу не потянет ноюще и как-то сладко... покамест не сделается внизу влажно-липко...

Чем старше становилась Маргарита, тем более понимала, что Ирас привязана к ней преданно, беспредельно, отчаянно... Даже Хармиана так не привязана к своей воспитаннице!.. И никто и никогда не будет так привязан к Маргарите-Клеопатре...

* * *

Маргарита всё вырастала и вырастала. Теперь учение занимало уже много места в её жизни. Учение заполняло день. Утром царевна полоскала рот чистой водой, в которую Хармиана собственноручно подмешивала очищающую рот соль. Голая царевна становилась босыми ступнями на дно медного таза. Ирас тщательно обливала её со всех сторон из кувшина с длинным носиком. Затем приходила очередь утреннего убора волос. Прекрасные чёрные прямые волосы Маргариты были густыми и длинными, но, к сожалению, жирными, что беспокоило её и Веронику. Каждые пять дней Хармиана мазала волосы своей питомицы квашеным молоком, затем мыла тёплой водой, втирала в кожу головы виноградный сок, снова тщательно полоскала длинные чёрные волосы Маргариты в тёплой воде... Хармиана же заплетала волосы царевны в семь длинных косичек, перевивала чёрное плетение жемчужными нитями, устраивая обычную египетскую девичью причёску. Первая трапеза царевны состояла из яичницы, салата-латука, небольшой свежеиспечённой лепёшки из ячменной муки и чашки хорошего самосского вина.

С возрастом Маргарита не утратила своего стремления к быстрому бегу. Впрочем, к садам Мусейона её доставляли в открытых деревянных расписных носилках. Но у входа в сады она приказывала чернокожим рабам, несущим носилки, остановиться, выскакивала на землю и стремительно неслась в дидаскалион, наслаждаясь быстрым бегом лёгких ног в сандалиях, ладно пригнанных, и наслаждаясь лёгким и уже сильным своим девичьим живым телом, бегущим, летящим в движении бега... Следом несли в носилках Хармиану. Ирас бежала вслед за царевной. Конечно, Ирас, худая и вёрткая, малорослая, легко могла бы обогнать свою госпожу, но никогда этого не делала...

Просторная улица, которую так и называли «Большим дромом», то есть «Большой Дорогой», вела к садам, окружившим Мусейон. Чудесно было бежать по этой и вправду большой дороге...

Мусейон — эту цитадель наук и всевозможных искусств, приют учёных, поэтов и всех их писаний начали устраивать при Птолемее Сотере. Руководил устроением Мусейона философ Деметрий Фалерский. За образец взял он пифагорейские братства с их поклонением музам — богиням-покровительницам чтения, танцев и счета... Птолемей Филадельф приказал устроить при Мусейоне всевозможные школы, обсерваторию, лаборатории для разного рода исследований и даже зал для препарирования и рассмотрения трупов с целью изучения тайн человеческого тела... Здесь же, при Мусейоне, устроены были и жилища для учёных и поэтов... «Курятник для приручённых каплунов!» — острили презрительно строгие республиканцы-римляне... Впрочем, как мы знаем, острили, разумеется, напрасно...