1968: Исторический роман в эпизодах - Патрик Рамбо Страница 15

— Двести раненых в Кошене, Питье, в Чекере [46].

— Убитых нет?

— Нет, есть пострадавшие с ожогами головы, с переломами, с вывихами. Карабины у жандармов были не заряжены.

— А что профсоюзы?

— Идут переговоры и со студенческими, и с рабочими профсоюзами, но рядовые члены протестуют повсюду: в Лилле, в Ницце, в Тулузе. В Лионе захватили юридический факультет, в Страсбурге над филологическим факультетом реет красный флаг…

— Ну и пусть себе реет!

— Студенты удерживают другие факультеты в Бордо и в Гренобле. Всеобщая конфедерация труда, Демократическая конфедерация, Студенческий союз и Профсоюз высшего образования встретятся в воскресенье после обеда в здании Биржи труда. Ходят разговоры, что в понедельник начнется всеобщая забастовка…

— Мы все это пресечем.

— Надо поторопиться, господин премьер-министр.

— Я и не собираюсь тянуть.

Помпиду попрощался с министрами, услышал, как облегченно вздохнул Луи Жокс, радуясь, что сложил с себя трудные обязанности, и сел в черный лимузин, отделавшись от вопросов насевших на него журналистов фразой: «У меня есть мысли на этот счет». В Енисейском дворце премьер-министр сразу же изложил свой план генералу, который доверился его здравому смыслу, и в тот же вечер, не откладывая, Помпиду выступил с телевизионным обращением, которое тщательно обдумал еще в самолете: «Я принял решение: Сорбонна будет снова открыта для всех начиная с понедельника. Судьбу прошений об освобождении осужденных студентов будет решать апелляционный суд. Я готов, к примирению». Это неожиданно резкое изменение позиции правительства удивило всех, чего и добивался премьер-министр: надо было захватить врасплох разгоряченные массы, выдав стратегический ход за проявление милосердия. Помпиду знал, что на понедельник намечена смешанная демонстрация профсоюзов, которая должна была пройти недалеко от Сорбонны. Так что, если полиция все еще будет держать университет на замке, может случиться, что с таким массовым подкреплением его просто возьмут штурмом. Надо было решительно положить конец студенческим требованиям, удовлетворив их, пока не возникли новые, более жесткие. Уже в кабинете один из его приближенных рискнул спросить, стоя у него за спиной:

— Господин премьер-министр, раз студенты добились своего, вдруг тогда рабочие последуют их примеру? Захватят заводы, начнут швырять в полицию какие-нибудь болты или еще не знаю что…

— Студенты сбиты с толку, они успокоятся. И все эти слабаки тоже успокоятся. Вы себе представляете, чтобы наша осторожная компартия ввязалась в силовое противостояние?

— Коммунисты получили двадцать процентов голосов по всей стране.

— Ха! Вы что, думаете, они рискнут устроить 13 мая военный переворот?

Вспомнив о перевороте, возглавленном генералом де Голлем десять лет назад, Жорж Помпиду развеселился, но возле Ботанического сада, в Сансье, он увидел, что студенты и лицеисты уже вовсю занимали аудитории в угрюмой пристройке, принадлежащей Сорбонне. На стене круглыми буквами было написано: «Хотя бы один раз открыв глаза, нельзя больше спать спокойно».

Марко привел Порталье, Теодору и Корбьера к гостинице «Лютеция», где остановились вьетнамское представители, приехавшие в Париж на переговоры. Монументального вида здание отеля было окружено металлическими заграждениями, все подходы строго охранялись. Впрочем, там набралось не больше пятидесяти оголтелых активистов, они стояли небольшими группами и пялились на входные двери. Друзья присоединились к одной из этих групп, где оратор в кожаной куртке пытался зажечь своих слушателей, бросая заученные фразы:

— Наша проамериканская пресса, радио, телевидение, все средства массовой информации пытаются отвлечь внимание французского народа от побед вьетнамского, внушают веру в непобедимость американцев, в то, что они проявили добрую волю, согласившись участвовать в переговорах…

— Маоистов за версту видно, стоит им только рот открыть, — прошептал Порталье на ухо Марко.

— Это Тевенон, он вчера вечером был в Обществе взаимопомощи, еще отнял у меня микрофон.

— Замечательно! Сразу видно, рядовой член вьетнамского комитета. Может, он что-нибудь знает про Марианну?

— Ты нас уже достал со своей Марианной! Что, не видишь, ей наплевать и на тебя, и на всех нас.

— А вот на рецепт на противозачаточные таблетки ей не наплевать. Мне один парень продиктовал, со второго курса медицинского.

— Таблетки? — с издевкой переспросил Корбьер. — Я думал, от них борода растет.

— Дурак! — сказала Тео, дрожа от холода в своем коротком пальто с капюшоном.

Темно-серые, тяжелые облака предвещали непогоду. Друзья решили, что демонстрация перед «Лютецией» явно не удалась, и направились к скверу погреться в каком-нибудь бистро. Корбьер размотал свой шарф и вздохнул: I

— Здесь в сто раз лучше, даже когда ничего не происходит, чем на этой чертовой авиабазе!

— Пользуясь случаем, просвети нас, — сказал Порталье, обжигая губы дымящимся шоколадом.

— Да, как там в армии? — спросила Тео, стащив у Корбьера сигарету «Голуаз».

И тот принялся рассказывать. Авиабаза в Эвре располагалась в ангарах, оставшихся после американцев. Уезжая, они забрали с собой почти все, даже электропроводку.

— Полная фигня, — рассказывал Корбьер, — они-то могли сажать свои самолеты в темноте, прямо как в комиксах про Бака Дэнни [47], а у нас нет таких средств, так что приходится залезать на плоские крыши аэропорта и стрелять сигнальными ракетами, чтобы «норд-атласы» над Таверни могли выбрать правильный курс.

— И много у вас самолетов? — спросил Марко, как будто разрабатывал план нападения.

— Шесть или семь, DC6 [48], «брегеты», им уже запрещено летать, но офицеры их любят, потому что у них по два моста.

— Ну и что?

— Они летают в Джибути [49]и засовывают в полость между двумя мостами кучу беспошлинных товаров: камер, фотоаппаратов, выпивки. Таможенники не имеют права проверять военные самолеты, так что летчики все перепродают, а деньги кладут себе в карман.

— Если бы у нас была газета, надо было бы об этом написать! — сказал Порталье.