Рамсес II Великий. Судьба фараона - Жеральд Мессадье Страница 15

Первое столкновение со смертью привело Па-Рамессу в недоумение. Может, потому что он был мальчиком или просто еще слишком маленьким? Он не понимал, что лишен дара проливать слезы, который помогал его матери, сестре и бабушке избавляться от переполнявшей их печали. Если уж говорить положа руку на сердце, не столько ощущение потери мучило Па-Рамессу, так как его любовь к брату никогда не была особенно пылкой, сколько внезапность этой смерти, оскорбившая его чувства. Ну как это может быть, чтобы в течение трех дней человек угас и его останки попали на стол к бальзамировщикам? Это казалось лишенным всякого смысла, унизительным! Напоминание живым о том, что и они тоже — не более чем былинки на ветру! Сначала Па-Рамессу не мог в это поверить, потом пришел в негодование. Последние отголоски праздничных песен вот уже шесть недель как умолкли, когда кортеж судов, сопровождавших Па-Семоссу в Поля Маат, под крики плакальщиц отошел от причала Уасета.

Па-Рамессу чувствовал себя опустошенным. Он и предположить не мог, каковы будут последствия этого события.

Во время ужина в тот день, когда семья вернулась во дворец после траурной церемонии, мальчик испытал еще одно потрясение. Сети привел с собой Птахмоса. Птахмоса!

Для Туи это стало неожиданностью, об этом говорило ее удивленное лицо.

— Жена, вот наш новый сын. Дети, это ваш брат. Приказ моего божественного отца исполнен.

Упомянув фараона, визирь дал своим семейным понять, что пререкания или выражения недовольства недопустимы. Никто бы не осмелился начать расспросы о том, что побудило Рамсеса принять такое решение, в присутствии мальчика. Да и сам Птахмос, похоже, был напуган внезапностью своего усыновления. Он пробормотал что-то о том, что обещает любить и во всем слушаться своих новых родителей, любить Тийи и Па-Рамессу, а потом замкнулся в молчании черном, как сырая нефть. Сети всячески высказывал свое расположение к Птахмосу, и Туи, понимая, что мальчика вырвали из привычной среды, и подчиняясь приказу фараона, включилась в игру: сама накладывала Птахмосу на блюдо еду и уговаривала попробовать кушанье, сопровождая слова улыбкой. Тийи тоже улыбалась новому «брату». И только Па-Рамессу пребывал в полном замешательстве. Так значит, соперник стал его братом? Его братом? Па-Рамессу не отрывал взгляда от маленького принца, а тот всего два или три раза украдкой посмотрел в его сторону.

Все это казалось чем-то нереальным. Даже слуги, похоже, понимали нелепость ситуации — они слышали, что сказал Сети, когда вошел в комнату с мальчиком. Вне всякого сомнения, подсобные помещения дворца уже гудели от пересудов.

Ужин подошел к концу, но сотрапезники все еще ощущали неловкость.

— Завтра Птахмос пойдет с тобой в школу, — сказал Сети младшему сыну.

Потом отдал прислуге распоряжение отвести мальчика в подготовленные для него покои. Па-Рамессу ждал новый сюрприз: Птахмос будет жить в комнатах, некогда принадлежавших Па-Семоссу. Птахмос пожелал своей новой родне доброй ночи и последовал за хранителем гардероба. Сети сделал своим домочадцам знак идти за ним в его рабочую комнату.

— Вчера мой божественный отец отправил двух офицеров из своей охраны в Хет-Ка-Птах с приказом привезти Птахмоса в Уасет, — начал он. — Верховному жрецу Птаха он приказал напомнить, что только фараон вправе распоряжаться судьбой потомков царского рода, тем более что маленький Птахмос не связан с Хупером-Птахом, который великодушно приютил его под крышей своего дома, родственными узами. Верховный жрец прибег было к прежним уверткам, но на этот раз все же предпочел исполнить царскую волю и избежать открытого конфликта.

— Ты не знал о его планах? — спросила Туи.

— Он поставил меня в известность, как только его посланцы отправились в Хет-Ка-Птах. По мнению фараона, мы достаточно долго обсуждали судьбу мальчика со жречеством, и он не видит причин, почему принц крови должен воспитываться жрецами. Он сказал мне: «Ты примешь его в свою семью и станешь воспитывать, как если бы он был твоим собственным сыном. Я на тебя рассчитываю».

— Чем, по-твоему, объясняется такое решение?

— Кончина Па-Семоссу очень огорчила его. И он задумался о наследниках. Отец не забыл, как сокрушался Хоремхеб по поводу того, что у него нет детей. Теперь у него остался всего один внук, и отец сказал себе: «Если со мной что-нибудь случится, жрецы из Хет-Ка-Птаха могут попытаться возвести на престол мальчика, которого сами же и воспитали, а значит, он будет во всем их слушаться».

— А как же я? — воскликнул Па-Рамессу.

— Ты в большей безопасности рядом с Птахмосом, чем если бы он оставался в Хет-Ка-Птахе! О своем будущем тебе рано беспокоиться.

— Но этот мальчик мне не брат!

— Что ж, сделай так, чтобы он доверился тебе, как если бы вы и вправду были братьями! Подумай о том, что ему пришлось пережить. Мать умерла, а отец, по всей видимости, никогда не беспокоился о его судьбе. Он рос у жрецов в Хет-Ка-Птахе, и, хотя они люди неплохие, не думаю, что детство у мальчика было счастливым. С помощью ласки ты добьешься многого.

Па-Рамессу не оставил без внимания совет отца, и все же ему не слишком хотелось следовать этому совету. Туи и Тийи удалились в свои покои, где их, как обычно после ужина, ожидали придворные дамы. Сети уединился с несколькими приближенными, чтобы, потягивая настоянное на пряностях вино, поиграть в сенет [13]. Быть может, эта игра помогала ему учиться хитрости и лукавству.

Проходя мимо комнаты своего нового брата, Па-Рамессу остановился и, не сумев побороть любопытство, отодвинул занавеску и заглянул внутрь. В комнате горел ночник. Постель была пуста. Па-Рамессу окинул помещение взглядом. Увидев на террасе силуэт Птахмоса, он решился.

Птахмос стоял, опираясь на балюстраду. Но что привлекло его внимание? Ночь была безлунной, и только тусклые огоньки мелькали на изредка проплывающих по реке судах. Ничего, на что стоило бы смотреть. Птахмос обернулся к гостю.

— Не спится? — спросил у него Па-Рамессу.

— Дома, в Хет-Ка-Птахе, я никогда не ночевал один, — после паузы неохотно ответил Птахмос. — Мы спали на одной кровати с моими братьями-писцами. Одному спать непривычно.

— Ты боишься?

— Нет. Мне одиноко.

— Но ведь мы с тобой…

— Я не знаю твою семью, а вас с отцом вижу второй раз в жизни. Я не знаю, зачем меня привезли сюда.

Па-Рамессу растерялся, увидев искреннее огорчение Птахмоса. Но еще больше он поразился тому, что ему стало жаль мальчика, ведь всего час назад тот казался ему чужаком, вторгшимся в лоно их семьи.

— Хочешь лечь со мной?

После продолжительной паузы Птахмос ответил:

— Думаю, да.

— Тогда давай укладываться, мне хочется спать.

Они сняли свои парики, набедренные повязки, сандалии и легли на кровать.