Тайная жизнь Александра I - Вольдемар Балязин Страница 15

После этих слов Александр, не читая списка, бросил бумаги в горящий камин. А в списке значились руководители будущего движения декабристов.

И сделал это он, несмотря на то, что всего за полгода перед тем, в октябре 1820 года, в Петербурге произошли волнения в войсках – да не где-нибудь, а в лейб-гвардии Семеновском полку, шефом которого был он сам. И зачинщиками бунта были не кто-нибудь, а солдаты «Государевой роты» – 1-й Гренадерской, где служили ветераны и кавалеры. Вся «Государева рота» оказалась в Петропавловке, а полк был расформирован. За попытку пожаловаться начальству и попросить об избавлении от тирании командира полка Шварца – девять человек зачинщиков прогнали сквозь строй и отправили на каторгу, а остальных разослали по гарнизонам Сибири, Урала и Кавказа.

А теперь новое недовольство зрело в армии, и прежде всего в Петербурге, в той же гвардии, а государь почему-то не желал знать об этом. Однако если бы случился какой новый бунт, то тот же государь сумел бы найти виновных и строго спросил бы за нерадение. И потому А. X. Бенкендорф, будучи начальником штаба Гвардейского корпуса, не мог оставить без внимания деятельность подчиненных ему офицеров. Не докладывая более царю о тайных сходках заговорщиков, он продолжал следить за тем, как возникали, распадались и трансформировались различные тайные офицерские организации. Сначала это был «Союз спасения», затем «Союз благоденствия», и наконец, в 1821 году в Петербурге Н. М. Муравьев, Н. И. Тургенев, М. С. Лунин, С. П. Трубецкой и Е. Н. Оболенский создали «Северное общество», а на Украине, на базе Тульчинской управы, было создано «Южное общество», во главе которого встали П. И. Пестель и А. П. Юшневский. Н. М. Муравьев был третьим членом правящей «директории», неся обязанности представителя «Северного общества» как координатор действий двух организаций.

Именно в это время заговорщики и были раскрыты агентами Бенкендорфа.

Следует заметить, что сведения были настолько точны и правдивы, что почти полностью совпадали с выводами Следственной комиссии, составившей аналогичный документ в 1826 году, после разгрома декабрьского восстания 1825 года.

Однако Александр, получив еще раз записку и списки заговорщиков, положил их в свой письменный стол, и они были обнаружены там только после его смерти.

При жизни он не слишком ретиво наблюдал за деятельностью тайных обществ и никаких репрессий по отношению к их членам не принимал.

Историки высказывают на этот счет разные догадки, однако существо дела от этого не меняется – зная о заговоре, Александр почти ничего не сделал для того, чтобы раскрыть его и уничтожить до того, как государственные преступники выведут свои полки из казарм.

Царь решил дело без шума, но основательно. Он приказал гвардии выступить в Италию для подавления антигабсбургских восстаний, но когда полки были лишь на подступах к русской границе, им было приказано остановиться и встать на квартиры в Белоруссии и Литве.

12 сентября 1821 года царь поехал на инспекцию гвардии и 19 сентября начал смотр.

Александр остался доволен увиденным, однако сообщения о заговоре, а также воспоминания о волнениях, совсем недавно произошедших в Семеновском полку, заставили его еще на год оставить гвардию в Белоруссии и Литве, не возвращая ее в Петербург.

Лишь в мае 1822 года, после еще одного смотра Гвардейского корпуса в окрестностях Вильно, Александр разрешил гвардии возвратиться в столицу, осторожно создав ей сильный противовес, разместив в Петербурге 1-ю армию графа Остен-Сакена.

1 августа Александр отдал распоряжение министру внутренних дел В. П. Кочубею закрыть все тайные общества, включая масонские ложи, а с их членов взять обязательство, что впредь они состоять в них не будут.

Через два дня после этого Александр уехал в Вену – на новый Конгресс Священного союза.

Однако в Вене состоялись лишь предварительные совещания, а сам Конгресс было решено провести в северо-итальянском городе Вероне.

Конец Священного союза

Это был четвертый (и последний) конгресс Священного союза, решивший вопрос о борьбе с революцией в Европе.

Во время пребывания в Вероне Александр стал еще более печален и замкнут. Он избегал балов и карнавалов, обедал почти всегда только или с императором Францем, или с прусским королем, а досуги посвящал одиноким прогулкам в окрестностях города.

Однажды в разговоре с императором Францем Александр признался, что его не покидает ощущение близкой кончины, которая ожидала и его любимое детище, казавшееся совсем недавно несокрушимым колоссом, – Священный союз.

Этому, несомненно, способствовало и то, что почти вся Европа сотрясалась беспрерывными восстаниями и революциями, против которых оказывались бессильными штыки и пули регулярных войск.

Цель, которую преследовал Священный союз при его создании – единство христианских монархических государств, – оказалась недостижимой, ибо и сами монархи исповедовали три враждебные друг другу хри-

стианские конфессии – католицизм, протестантизм и православие.

Оставалась одна надежда – Господь Бог, чьими помазанниками были императоры и короли, герцоги и курфюрсты, попытавшиеся сплотиться воедино под сенью вселенской христианской идеи, но предавшие ее ради суетных и своекорыстных мирских утех и выгод.

Поняв это, лучший христианин из них, российский император Александр, покинул это умирающее сообщество и уехал в Россию.

Тайный Манифест о передаче трона Николаю

Александр вернулся в Царское Село 20 января 1823 года, проведя за границей более пяти месяцев.

Из государственных актов этого времени наибольшую важность представлял Манифест о назначении наследником престола, минуя Константина Павловича, третьего сына императора Павла – великого князя Николая Павловича. Однако после того как Манифест был написан, он не публиковался, не предавался огласке, а хранился в глубочайшей тайне. И сам его текст в одном-единственном экземпляре был спрятан в ризнице московского Успенского собора в Кремле.

25 августа 1823 года Александр сам привез Манифест в Москву и передал его митрополиту Филарету в запечатанном конверте.

На лицевой стороне конверта Александр собственноручно написал: «Хранить в Успенском соборе с государственными актами до востребования моего, а в случае моей кончины открыть Московскому епархиальному архиерею и московскому генерал-губернатору в Успенском соборе, прежде всякого другого действия».

29 августа Филарет при трех свидетелях положил Манифест в ризницу Успенского собора, взяв с них клятву о полном сохранении этой важнейшей государственной тайны.

Три копии с Манифеста снял министр духовных дел и народного просвещения князь А. Н. Голицын, запечатал их в три конверта и отправил в Петербург по трем адресам – в Государственный совет, Сенат и Синод. На всех трех конвертах Александр написал своей рукой: «В случае моей кончины раскрыть прежде всякого другого действия».