Город Бонивур. Последняя великая стройка СССР - Александр Леонкин Страница 15

В первой главе книги советского математика профессора Бориса Абрамовича Розенфельда «Пространства, времена, симметрии. Воспоминания и мысли геометра» на с. 14 о Виталии Баневуре (в разных источниках фамилия пишется несколько по-разному. — А. Л.) написано следующее:

«После окончания Гражданской войны в России дядя Бориса Абрамовича Розенфельда Юзек Семенович (Симонович) Есельсон (1903–1938) вместе с родителями переехали в город Лодзь (Польша), где он окончил школу, а затем женился на студентке медицинского факультета Лидии Борисовне Баневур (1905–1939).

Тетя Лида часто рассказывала Борису Абрамовичу о своем отце Борисе Залмановиче Баневуре. Он был социал-демократом, и при царе его сослали в Восточную Сибирь, куда к нему приехала жена и где родились Лидия и ее старший брат Виталий (1902–1922). После Февральской буржуазно-демократической революции 1917 года в России семья Баневура переехала во Владивосток, чтобы морским путем отправиться в Польшу.

Во время японской оккупации Владивостока Виталий Баневур был активным комсомольцем-подпольщиком, секретарем Владивостокского горкома комсомола и членом бюро Приморского обкома комсомола.

В 1921 году Виталий был делегатом III съезда РКСМ (Российского коммунистического союза молодежи) в Москве ^[92], на котором выступал Владимир Ильич Ленин. В 1922 году Банивур (снова фамилия пишется несколько иначе. — А. Л.) во время партизанских боев попал в плен к белогвардейцам и был замучен ими».

А заканчивается повествование Бориса Абрамовича Розенфельда так: «Когда я приезжал в Уссурийск, мне показали памятник на могиле Виталия Баневура, и я поклонился брату моей тети Лиды. Виталий Баневур был прообразом героя романа Нагишкина „Сердце Бонивура“».

Советский писатель Дмитрий Дмитриевич Нагишкин в период с 1944 по 1953 год написал роман «Сердце Бонивура» (именно такое написание фамилии) о героях Гражданской войны на Дальнем Востоке. В этом патриотическом романе, переизданном более 30 раз, Виталий Бонивур возглавлял группу подпольщиков в борьбе против японских интервентов и остатков армии Колчака в Приморье с июля по октябрь 1922 года. В конце романа Виталий Бонивур попадает в плен, где его пытают, вырезают на груди шашкой пятиконечную звезду, и он погибает.

В 1969 году, по роману Нагишкина на киностудии имени А. Довженко был снят четырехсерийный телевизионный фильм (режиссер Марк Орлов). Роль Виталия Бонивура сыграл Лев Прыгунов. Выход картины популяризовал образ Виталия Бонивура в СССР.

Стоит отметить, что Дмитрий Нагишкин не был первым, кто описал историю Виталия Баневура. В 1965 году вышла в свет книга Виктора Павловича Кина (настоящая фамилия — Суровикин) с избранными произведениями.

Газета «Комсомольская правда» за 29 октября 1925 года

В нее включен фельетон, написанный в 1925 году под названием «Годовщина», где повествуется о Виталии Баневуре ^[93]. После текста указана дата и место публикации фельетона: газета «Комсомольская правда», 29/Х-25. Я разыскал эту газету в Российской книжной палате. Этот номер «Комсомольской правды» посвящен семилетию образования комсомола, и фельетон под названием «Годовщина» там действительно есть ^[94]. Текст оригинала от напечатанного в книге отличается очень незначительно. Но каково было мое удивление, когда в оригинале, в газете 1925 года, Баневур был назван не Виталием, а Виктором!

Приведем текст оригинала полностью с сохранением стилистики, орфографии и пунктуации.

Фельетон «Годовщина»

«Время текло тихо и безмятежно, — генерал Дитерикс (генерал Михаил Константинович Дитерихс, с июля по октябрь 1922 года земский воевода Приамурского земского края. — А. Л.) уже заказал каюту на пароходе в Китай и писал прощальные открытки владивостокским знакомым, по мостовым гремели нескончаемой вереницей возы и экипажи, груженные офицерским и чиновным добром, а комсомольцы, бродя по улицам, уже намечали себе адмиральский дом под губком и центральный клуб. Даже начальник тюрьмы зашел в камеру к политическим и, понюхав воздух и оглядев параши, смущенно напомнил „сидельцам“ о гуманном поведении администрации, попросив считать его непричастным к расстрелам и поркам.

Непредвиденные обстоятельства заставляли белые власти готовиться к отъезду. В числе этих непредвиденных обстоятельств пребывал также и Виктор Баневур, — рослый курчавый еврей, инструктор Никольск-Уссурийского (ныне город Уссурийск Приморского края. — А. Л.) райбюро Комсомола.

Райбюро расположилось с редким комфортом в деревне Кондратенково (ныне село Кондратеновка в Уссурийском городском округе Приморского края. — А. Л.). Комфорт райбюро простирался даже до пишущей машинки, возбуждавшей жгучее любопытство у всего населения Кондратенково. Всякий митинг или собеседование неизбежно кончалось общей просьбой попечатать немного на машинке, и Баневур добросовестно печатал на клочках курительной бумаги имена и фамилии желающих.

Настроение было боевое, и о белых говорили обычно в прошедшем времени, несмотря на то, что красные еще не пришли. А у Виктора Баневура было дело поважнее белых, — приближался юбилей: четырехлетняя годовщина Комсомола (Российский коммунистический союз молодежи был образован 29 октября 1918 года. — А. Л.).

Машинка работала с полной нагрузкой. Баневур лихорадочно печатал, писал, рассылал. За пазухой, под стелькой сапога, в подкладке пиджака его письма и инструкции расходились по ячейкам района. В короткое время Шацкин и Рывкин стали в Никольско-Уссурийском районе популярнее генерала Дитерикса и атамана Семенова (атаман Григорий Михайлович Семенов, деятель Белого движения на Дальнем Востоке. — А. Л.). Каждое письмо Баневур непременно заканчивал:

„Четвертую годовщину комсомола мы будем праздновать в Красном Приморье“.

И однажды, когда Баневур сидел за машинкой, в распахнутую дверь влетел мальчишка:

— Баневур!

— Ну? — неохотно отозвался Баневур, разыскивая на клавишах букву Щ. Эта буква постоянно терялась и доставляла ему немало хлопот.

— Белые! Беги! Скорей!

Баневур вскочил, спрятал в кожаную сумку канцелярию райбюро и выбежал. Через заборы, огороды, — в лес, начинавшийся тут же, рядом с деревней.

Но, перелезая последнюю изгородь, он внезапно ударил себя по лбу: