Император Наполеон - Николай Троицкий Страница 15

А. С. Шишков, А. А. Чарторыйский и Ж. де Местр были убеждены, что только «придворная выправка» и «робость» перед царем помешали Кутузову оспорить желание царя сразиться с Наполеоном ^[162]. Такого же мнения был герой Аустерлица, будущий генерал и декабрист М. А. Фонвизин: «Наш главнокомандующий из человекоугодничества согласился приводить в исполнение чужие мысли, которые в душе своей не одобрял» ^[163].

Спустя семь лет, в последние дни Отечественной войны 1812 г., Кутузов, увидев отбитое у врага знамя с надписью «За победу под Аустерлицем», скажет своим офицерам: «После всего, что совершается теперь перед нашими глазами, одной победой или одной неудачей больше или меньше, все равно для моей славы, но запомните: я не виноват в Аустерлицком сражении» ^[164]. Да, с чисто военной точки зрения Кутузов в аустерлицком разгроме не виноват, как полководец он сделал тогда все возможное. Но, по мнению авторитетных военных историков Г. А. Леера и П. А. Гейсмана, очевидна вина Кутузова под Аустерлицем «не военная, а гражданская: недостаток гражданского мужества высказать всю правду юному императору». Не сделав этого, Кутузов тем самым «допустил исполнение плана, приведшего к погибели армию» ^[165].

План битвы при Аустерлице со стороны союзников подготовил генерал-квартирмейстер Франц фон Вейротер, в 1796 г. бывший начальником штаба у фельдмаршала Д. С. Вурмзера и состоявший при штабе у генералиссимуса А. В. Суворова в 1799 г. Смысл плана был таков: усиленным левым крылом из трех русских колонн ^[166] обойти ослабленное (как показала рекогносцировка) правое крыло Наполеона и разбить его ударом во фланг и тыл. Императоры Александр и Франц не возражали против такого плана. В ночь с 1 на 2 декабря Вейротер доложил его на совете у главнокомандующего. Кутузов, открыв заседание совета, вскоре заснул, «в чем и выразилась, - по словам Г. А. Леера, - вся его оппозиция плану» ^[167]. Собравшиеся на совет генералы хотя и бодрствовали, но отмалчивались. Только А. Ф. Ланжерон полюбопытствовал: «Что будем делать, если Наполеон атакует нас первым?» Вейротер такой вариант исключил: «Если бы он считал это возможным, то давно уже атаковал бы!» В этот момент (было уже 3 часа утра) Кутузов проснулся и отпустил генералов, сказав: «В 7 часов атакуем неприятеля в занимаемой им позиции» ^[168].

На рассвете 2 декабря союзные войска изготовились к бою в таком порядке. Три первые русские колонны генерал-лейтенантов Д. С. Дохтурова, А. Ф. Ланжерона и И. Я. Пржибышевского составляли левое крыло под общим командованием генерала от инфантерии Ф. Ф. Буксгевдена; 4-я русско-австрийская колонна генерал-лейтенантов М. А. Милорадовича и графа И. К. Коловрата - центр, непосредственно подчиненный Кутузову; 5-я колонна генерал-лейтенанта П. И. Багратиона и австрийского князя И. И. Лихтенштейна - правое крыло, которым командовал Багратион. Гвардейский резерв за 4-й колонной был под начальством вел. кн. Константина Павловича. Оба императора и главнокомандующий Кутузов находились при 4-й колонне. Александр I появился перед войсками под гром приветствий. «Ну что, Михайло Ларионович, - обратился он к Кутузову, - как вы полагаете, дело пойдет хорошо?» Кутузов поклонился с улыбкой: «Кто может сомневаться в победе под предводительством вашего величества?» - «Нет, нет, - возразил император, - командуете вы. Я только зритель». Кутузов вновь поклонился - уже без улыбки ^[169].

Царь был в приподнятом настроении, как, впрочем, и вся русская армия (чего нельзя сказать об австрийцах, переживших позор Ульма и падение Вены). Опасения Кутузова казались преувеличенными. Ведь на стороне союзников было численное превосходство - и в людях, и в артиллерии. Боевые качества русских солдат даже в отступательных боях под Кремсом и Шёнграбеном проявились с блеском и только что были подтверждены под Вишау. Репутация русской армии за 100 лет, со времени Петра Великого, не проигравшей ни одного генерального сражения, была высочайшей в мире. Не потому ли Наполеон выглядел явно оробевшим? В союзном штабе у всех на устах были слова кн. П. П. Долгорукова как очевидца: «Наполеон боится сражения!» В подобной ситуации такому воинству во главе с двумя императорами вдруг повернуться спиной к противнику и отступать значило бы непоправимо унизить себя перед отечеством и Европой. Все это побуждало царя и весь союзный генералитет отнести пораженческий синдром Кутузова на счет его возраста (ему тогда пошел уже седьмой десяток) и желания перестраховаться.

Великий С. М. Соловьев приводил еще один довод против кутузовского предложения отказаться от битвы с Наполеоном и отступать. «Уклониться от решительной битвы, когда такой полководец, как Наполеон, ее хотел, трудно, невозможно. Надобно отступить, но для этого надо иметь план отступления, надо знать, куда отступать, с какими средствами и какие средства можно найти в стране, куда будет направленно отступление. Отступать в Венгрию: но что такое Венгрия? Не надобно забывать, что русский главнокомандующий был в чужой стране, ходил ощупью, впотьмах» ^[170].

В отечественной историографии бытует расхожее мнение, заимствованное еще у А. И. Михайловского - Данилевского, будто Александр I якобы «отстранил» Кутузова и сам «руководил» битвой при Аустерлице ^[171]. Утрируя, В. Д. Мелентьев объявил даже, что в той битве «русскими войсками распоряжались иностранцы: генералы и полковники Вейротер, Гогенлоэ, Лихтенштейн, Вимпфен, Буксгевден, Ланжерон и другие» ^[172]. Мало того, что Мелентьев «забыл» здесь о таких русских генералах (не говоря уж о полковниках), как П. И. Багратион, Д. С. Дохтуров, М. А. Милорадович, Ф. П. Уваров, А. С. Кологривов, П. П. Долгоруков, Н. М. и С. М. Каменские и многих других; он не учел, что все перечисленные им «иностранцы» (равно как и россияне) находились в распоряжении Кутузова, причем ни Гогенлоэ, ни Лихтенштейн к русским войскам прямого отношения не имели, они командовали союзными, австрийскими войсками.