Гибель Высоцкого. Правда и домыслы - Борис Кудрявов Страница 15

«Но это были еще цветочки…»

Ну а дальше повторяется замшелый интернет-бред про «могилу майора Петрова». Автор договаривается до того, что сама себе задает вопрос: «А еврейские корни поэта? Насколько достоверны слухи об этом?» Здесь уважаемая Зимна явно попадает впросак. Еврейские корни Высоцкого никогда особо и не скрывались. Зачем же действительные факты превращать в слухи? Вообще посыл достоверность слухов — для исследователя жизни поэта будет даже покруче новиковского «рОмана с языком».

К «могиле майора Петрова» мы в книге еще вернемся. Чтоб фактами доказать, что высоцковедческий шабаш о якобы «дискриминации литераторов еврейского происхождения» во времена Высоцкого чистой воды блеф. И что, как пишет Зимна: «В распространении клеветы в адрес Высоцкого был повинен Станислав Куняев». «Повинен»? Прямо приговор!

В чем клевета? Попытаемся разобраться и в этом.

Причем заканчивается все глубокомысленным выводом: «Мать Владимира Высоцкого — русская, отец — еврей наполовину, посему на Высоцкого приходится только двадцать пять процентов еврейской крови». Во как! Ровно двадцать пять процентов. Одиозное «высоцковедение», да и только!

Здесь — все-таки улыбающийся смайлик…

Владимир Высоцкий: «Я — еврей!»

Известный писатель Юрий Трифонов писал: «По своим человеческим качествам и в своем творчестве он (Высоцкий. — Б.К.) был очень русским человеком. Он выражал то, что в русском языке я даже не подберу нужного слова, но немцы называют это „менталитет“. Так вот, менталитет русского народа он выражал, пожалуй, как никто. Причем он касался глубин, иногда уходящих очень далеко, даже в блатную жизнь, к криминальным слоям. И все это было спаяно вместе: и пограничники, и космонавты, и чиновники, и рабочие, и блатные — все это была картина России. Высоцкий выражал какую-то удаль, отчаянность, сумбур русского народа и в то же время широту его души».

Любой разговор о Высоцком не может быть легким. А уж если касаться такой щекотливой темы, как национальность, то сложным вдвойне! Потому что обывательские споры-разговоры, «был ли ВВ евреем», скорее надуманны, чем определенно конкретны.

Вспоминаю, с каким придыханием и неприкрытым злорадством сосед Высоцкого по дому на Малой Грузинской, фотограф Валерий Нисанов (кстати, еврей), наговаривал мне на диктофон:

«Никогда не забуду, когда в день смерти Володи с ним приехали проститься актеры театра на Таганке. Зина Славина села посередине комнаты на стул и говорит: „Как много здесь жидов“. Семен Владимирович, на самом деле его настоящее отчество, кажется, Израилевич, отреагировал своеобразно: „Да-да, ты права“. Марина, глядя в упор на Славину, крикнула: „Встать! Вон отсюда на кухню! Чтоб вас не было слышно!“ Потом повернулась к Володиному отцу: „У меня сын еврей, муж еврей, — имея в виду, конечно, Володю. — Семен Владимирович! Чтобы я больше не слышала об этом“. Тот сразу залебезил: „Мариночка, Мариночка, что ты, что ты…“»

Нисанов даже не мог вспомнить настоящее отчество отца Владимира Семеновича! Слова у Зинаиды Славиной вырвались, скорее всего, непроизвольно-эмоционально. Вот так реагировали друзья на еврейство ВВ и его окружение на бытовом уровне. А может, он как раз и самый важный, этот самый уровень?

Чувствовал ли, понимал ли сам Высоцкий свое родство, принадлежность к еврейской нации? Несомненно. Свидетельств этому мало, но они есть. Приведу дословный разговор Высоцкого с писателем Давидом Маркишем, опубликованный в книге М. Цыбульского «Время Владимира Высоцкого»:

«И еще такая история. Володя знал, что я проявляю интерес к израильским делам. И он меня спросил: „Что там происходит, в Израиле?“ Я ему на это резко сказал: „Володя, какое твое дело?“. И тут он мне говорит: „Как какое? Я еврей“. Я глаза на лоб выкатил. Нас в том кругу, где мы все вращались, никого не интересовало, кто какой национальности, но я был уверен, что он чисто русский человек.

Володя говорит: „Есть Высотские — через тс — это поляки, а Высоцкие с буквой ц — евреи“. Это было для меня полным откровением».

Есть интервью барда Александра Городницкого, который в 1965 году оказался с Высоцким на одном концерте в Политехническом институте. Обращают на себя внимание такие слова: «Смотрю: сидит простоватый парень с блатной стрижкой, глядит на меня исподлобья… И вдруг мрачно спрашивает: „Вы что, еврей, что ли?“ Я возмутился: ничего себе начало знакомства! И тут он начинает улыбаться и сообщает: „Очень приятно, я тоже имею непосредственное отношение к этой нации“».

Сам Александр Моисеевич старается эту тему особо не развивать: «Время яростного кликушничества по Высоцкому давно прошло. В его стихах еврейских мотивов не так уж и много. Да и те больше иронично-шутливой формы. Раздувать из этого историю, искать в творчестве Высоцкого какую-то скрытую национальную подоплеку, не вижу никакого смысла. В русской культуре Высоцкий остался все же русским поэтом. А бард он или не бард — вообще не предмет разговора. Называйте, как хотите. От этого сила его воздействия на слушателя не изменится. Да, между людьми сочиняющими, поющими всегда была негласная конкуренция — кого больше любит народ, слушатель? Высоцкий и тогда, и сегодня остается вне конкуренции!»