Николай и Александра - Роберт К. Масси Страница 148

Мурманск (порт Романов) являлся воротами в Англию. Туда-то и рассчитывали коллеги Керенского отправить царя. Еще 19 марта, когда государь находился в Ставке в обществе императрицы-матери, новый министр иностранных дел Павел Милюков, по словам Палеолога, полагал, «что император будет просить убежища у короля английского.

– Ему следовало бы поторопиться с отъездом, – сказал французский посол, – не то неистовые из Совета могли бы применить по отношению к нему прискорбные прецеденты».

21 марта, узнав об аресте государя в Могилеве, Бьюкенен и Палеолог обратились за разъяснениями к Милюкову. Тот заявил, что Николай II «лишен свободы» для того, чтобы обезопасить его. Бьюкенен официально напомнил Милюкову, что император – родственник английского короля Георга V, который озабочен дальнейшей судьбой своего двоюродного брата. Милюков согласился, что государя необходимо спасать, и предложил британскому послу направить в Лондон запрос о предоставлении императору убежища. Причем как можно скорее. «Это последняя возможность обеспечить этим несчастным свободу и, возможно, спасти им жизнь».

Бьюкенен был озабочен не в меньшей степени, и на следующий день на столе председателя английского военного кабинета лежала срочная радиограмма. В доме № 10 по Даунинг-стрит хозяйничал представитель партии либералов Дэвид Ллойд Джордж. Темпераментный валлиец не питал симпатий к российскому самодержцу. В своей знаменитой речи, произнесенной 15 августа 1915 года по поводу тяжелых потерь, понесенных русской армией, премьер «союзной» державы не без злорадства заявил: «Небо на востоке затянуто тучами, и звезд не видно. Я смотрю на темный горизонт с тревогой, но без страха. Сегодня я могу сказать, что занялась заря надежды. Враг в победоносном наступлении не ведает, что творит. Так пусть он знает, что он освобождает Россию. Гигантские снаряды немцев разрушают оковы, в которых она находится».

Когда царский строй пал, Ллойд Джордж направил Временному правительству поздравительную телеграмму. «С чувством глубочайшего удовлетворения британский народ… узнал, что его великая союзница Россия присоединилась к государствам, управляемым ответственными правительствами… Мы уверены, что революция – это самый большой вклад русского народа в то дело, за которое с августа 1914 года сражаются союзные державы. Она является ярким доказательством того, что война эта, по существу, представляет собой сражение за народное представительство и свободу».

В глубине души Ллойд Джорджу очень не хотелось допустить въезда низложенного монарха и его семьи в Англию. Тем не менее, поскольку просьба о предоставлении им убежища исходила не от самого царя, а от нового правительства союзной России, Ллойд Джордж и его министры решили, что отказать в ней нельзя. Бьюкенен сообщил, что английское правительство готово принять царскую семью при условии, что расходы по ее содержанию будут оплачиваться правительством России.

23 марта британский посол вручил телеграмму Милюкову. Удовлетворенный таким ответом, но встревоженный недавней вылазкой революционной солдатни на броневиках в Царское Село, Милюков заверил посла, что российское правительство готово щедро оплатить содержание императорской семьи. Однако он просил Бьюкенена скрыть тот факт, что просьба о предоставлении убежища исходит от Временного правительства. Если об этом узнает Совдеп, объяснял он, то предприятие обречено на провал. Однако Советам, решившим не выпускать царя из России, все уже было известно. Ведь в Москве Керенский заявил, что сам отвезет царя в Мурманск и посадит его на британский крейсер. 22 марта – в тот самый день, когда государь вернулся из Могилева и был выкопан и сожжен труп Распутина, – на заседании Петроградского совдепа председательствующий хриплым голосом кричал: «Новая Россия должна быть обеспечена от возвращения Романовых на историческую арену. Это значит, что опасные лица должны находиться непосредственно в руках Петросовета». Петроградский совдеп отдал приказ взять под контроль железнодорожные узлы и станции на дорогах из Царского Села и, в случае необходимости, задержать императорский поезд. В то же время было решено вывезти императора из Александровского дворца и содержать его в Трубецком бастионе Петропавловской крепости до дня суда и казни. Тот факт, что решение это не было выполнено, объяснялось, по словам одного большевика, нерешительностью меньшевиков и эсеров.

Судьба императора стала яблоком раздора между Петросоветом и Временным правительством. У пламенных революционеров было недостаточно войск, чтобы ворваться в Александровский дворец и насильно увезти всю царскую семью в крепость. Однако и правительство не обладало полнотой власти в стране, особенно на железнодорожном транспорте, чтобы осуществить перевозку Николая II и его семьи в Мурманск. Существовала опасность, что, если бы поезд оказался в непосредственной близости от Петрограда, чернь задержала бы его и, вытащив царскую семью из вагона, отвезла бы в Петропавловскую крепость, а может, и учинила бы расправу.

Не желая рисковать, Керенский, Милюков и их единомышленники решили отложить перевозку государя и его семьи до лучших времен. А тем временем принялись ублажать Совдеп. 24 марта, на следующий день после получения телеграммы от британского правительства о том, что оно готово предоставить царю и его семье убежище, Временное правительство заверило Петросовет, что низложенные монархи останутся в России. 25 марта Милюков сообщил Бьюкенену, что он не может передать царю личное послание короля Георга, в котором не было ничего предосудительного: «События последней недели повергли меня в глубокое уныние. Мысленно я всегда с вами и я навсегда останусь вашим верным и преданным другом, каким, как вам известно, я был и прежде». Когда Бьюкенен указал, что в телеграмме нет и намека на политику, Милюков согласился, но заявил, что кто-то может воспринять ее как свидетельство заговора с целью вывоза царя за границу. Единственным подтверждением того, что государю и императрице стало известно об этой телеграмме, было, по словам Керенского, «приветствие от королевской семьи», которое он передал ей при первом своем посещении Александровского дворца.

Дни шли, но обстановка продолжала оставаться все такой же неопределенной. 2 апреля Бьюкенен писал в британское министерство иностранных дел: «До сих пор еще ничего не решено относительно отъезда императора в Англию». 9 апреля английский посол был принят Керенским, который сообщил, что поездка откладывается на несколько недель, пока будут изучаться бумаги низложенного императора, а сам царь и его супруга допрашиваться. Известие о том, что Англия предлагает убежище бывшему русскому монарху, лейбористы и многие либералы встретили с неодобрением. С усилением враждебных царю настроений британское правительство пошло на попятную. 10 апреля оно передало следующий ответ своего руководства тогдашнему министру иностранных дел России Терещенко: «Правительство Англии… не считает возможным оказать гостеприимство бывшему царю».

15 апреля, когда Бьюкенен и сам стал полагать, что не следует предоставлять убежище царю на том основании, будто появление его в Лондоне может быть использовано русскими экстремистами «как повод для восстановления общественного мнения против нас», он посоветовал прозондировать почву во Франции. Узнав об этом, английский посол во Франции Берти направил секретарю по иностранным делам пропитанное ядом ненависти клеветническое письмо. «Не думаю, что бывший император и его супруга будут приняты во Франции с распростертыми объятиями, – писал „доброхот“. – Императрица не только „бош“ [немка] по рождению, но и симпатизирует „бошам“. Она всеми силами пыталась достичь соглашения с Германией. Здесь ее считают преступницей или психопаткой с преступными наклонностями, а к бывшему императору относятся как к преступнику вследствие его слабости и того факта, что он следовал указаниям императрицы. Искренне Ваш Берти».