От Сталинграда до Берлина. Воспоминания командующего - Василий Чуйков Страница 140

С высоты был виден Лепель. Из города вытянулись две колонны противника, около роты каждая; развернулись в цепь и двинулись ко второй позиции. Где же, черт возьми, артиллерия?! Как необходима сейчас ее помощь! Только я об этом подумал, как услышал залп четырех орудий батареи Матвеева, свист снарядов над головой. Столбы дыма и пыли взметнулись к небу. Попадание очень удачное, прямо по цепям противника — они тут же залегли. За первым залпом последовал второй, третий… Красноармейцы, опередив противника, захватили наконец вторую позицию и, не останавливаясь, пошли в атаку на залегшие цепи. Враги не выдержали нашего дружного, стремительного натиска, в панике бросились назад, в город. Офицеры, размахивая оружием, стремились остановить бегущих, но их усилия были тщетны. Преследуя противника, наши бойцы буквально на его плечах ворвались в город.

Противник отступал повсюду. В этот момент ко мне подскочил Иван Каталев. Он был взволнован ходом боя и с задором крикнул: «Давай в атаку!» Я ответил тем же: «Давай!» Вскочив на коня, выхватил из ножен шашку — и вперед, преследовать отступающего противника. По улицам гремело победное «ура».

Мы с Каталевым настолько увлеклись атакой, что не заметили, как оторвались от своих боевых порядков и выскочили к шлюзам реки Эсса. Одновременно сюда прибежало более роты поляков; они старались проскочить через шлюзы на другой берег. Мы с ходу кричали: «Бросай оружие!» И к моему удивлению, около ста винтовок летит на землю. Оглянулся: нас только четыре человека — я, Каталев, командир роты Козлов и ординарец комиссара. Остальные, по-видимому, отстали. Внезапно из толпы отступающих выскочили человек семь офицеров и открыли по нас, верховым, огонь из пистолетов. Я стреляю неплохо, первыми же выстрелами свалил двух офицеров. И вдруг вижу: падает с лошади комиссар, за ним — командир роты. Что с ними? Подойти не могу — пристрелят, как куропатку. В тот же миг подо мной рухнул конь. Ординарца комиссара испуганная лошадь понесла вдоль улицы. Я остаюсь один против нескольких офицеров, прижатый к воротам дома. В руках у меня — по револьверу, на правой висит шашка. Буду биться до последнего. Офицеры, по-видимому, не очень меткие стрелки, мне удается уложить еще двоих.

Сначала польские солдаты смотрели на нашу дуэль как на цирковое зрелище, но вдруг несколько человек нагнулись за винтовками. В сознании промелькнуло: наступил мой конец, из винтовок солдаты сразу меня убьют, ведь спрятаться некуда.

И в этот момент из-за угла выскакивают конники во главе со своим начальником Гурьяновым. В соседнем переулке показался командир 4-й роты Андреев с бойцами. Комиссар лежал на мостовой. Глаза его были открыты, он еще дышал; тело билось в предсмертных судорогах. Я нагнулся к нему и поцеловал. Мне показалось, что он хотел что-то сказать, но не мог…

Полк поляков, оборонявший Лепель, был разбит и отброшен за реку Эсса. Мы с ходу захватили большую деревню Стайки, что в трех километрах западнее города. Противник поспешно отходил на запад.

Петр Якушев, мой ординарец, подвел нового коня. Когда я поднял левую ногу, чтобы ступить в стремя, почувствовал подозрительную мокроту в сапоге, потом ноющую боль выше колена. В штабе снял сапог, в нем оказалось полно крови. Значит, в разгаре боя меня пырнули штыком.

Главные силы Западного фронта, действовавшего севернее Полесья, наступали из района Дрисса, Полоцк в общем направлении на Молодечно, Минск. Противник отходил к заранее подготовленным позициям по реке Березина.

43-й стрелковый полк получил приказ наступать по главному (в то время) тракту Лепель — Пышно — Березино с задачей форсировать Березину.

Полк, преодолев Московицу и развернув два батальона — один правее, другой левее дороги, — пошел в наступление, прочесывая густой лес между Московицей и Березиной. Мы стремились с ходу захватить мост, единственный в верховьях реки, по которому могли бы затем переправиться артиллерия и обозы.

Противник, также учитывая значение этой переправы, подготовился к упорной обороне, создав сильное предмостное укрепление. Цепи полка, подойдя метров на двести к противнику, были встречены сильным ружейно-пулеметным огнем, поддержанным артиллерией крупных калибров. Наши фланги уперлись в болотистую долину реки.

Атака предмостного укрепления и захват переправы не удались — цепи остановились и залегли в сыром лесу. Артиллерия не поддержала нас в этой атаке.

Позже выяснилось, что она не сумела занять позиции. Ей потребовалось около двух суток для того, чтобы в густом лесу найти и подготовить огневые, устроить наблюдательные пункты, организовать связь.

Наконец на третьи сутки вся наша артиллерия стала на позиции, пристрелялась и была готова поддержать наступление. Наблюдательные пункты артиллеристов находились рядом с моим, на опушке леса, тянущегося на юг вдоль Березины. Атаку назначили на следующее утро.

А утром нам не повезло: над болотистой долиной реки висел густой туман. Он держался до второй половины дня. К трем часам туман рассеялся, и боги войны провели короткую, но сильную артиллерийскую подготовку. Цепи дружно двинулись в атаку.

Я шел в передней цепи. На ходу перескочил канаву, наполненную весенней водой, и, пробежав несколько шагов, услышал голос Петра Якушева, своего ординарца. Оглянувшись, увидел его лежащим на краю канавы. Я понял, что он ранен, и, подскочив к нему, поднял с земли. Петр прошептал: «Командир, я умираю». Я опустился на землю. Изо рта раненого друга хлынула кровь. Он не сказал больше ни слова и умер на моих руках. Не стало еще одного близкого человека, который полтора года сопровождал меня во всех походах, участвовал во всех атаках…

В это время наши цепи были остановлены огнем противника перед проволочными заграждениями и начали медленно отходить назад. Подняв тело Петра, спотыкаясь на кочках, я понес его к наблюдательному пункту. Пули и снаряды свистели вокруг, но я не замечал их, меня душили слезы… Петра похоронили у наблюдательного пункта, в лесу, на берегу Березины.

Смерть Петра, которого я любил, как брата, сильно потрясла меня. Мне говорили, что во сне я звал его к себе. Потом я долго не мог привыкнуть к новому ординарцу Семену и часто называл его Петром.

Этот бой нам показал, что атакой в лоб мы ничего не добьемся, необходимо было действовать иначе. Пришлось начать опять с разведки вдоль берега: во что бы то ни стало нужно найти переправу через реку и скрытые подходы к ней.

Такое место мы вскоре нашли, и вот каким образом. Командир второго батальона Василий Литонов сколотил деревянный плот и, спускаясь на нем вниз по реке, шестами измерял дно. Риск был большой, ведь противоположный берег находился в руках противника, но Литонова это не остановило. Ему удалось обнаружить в 5–7 километрах южнее местечка Березино лесную тропу, подходящую с нашей стороны к самой реке, и ее продолжение на другом берегу. Тропа была проделана скотом, который, по-видимому, переправлялся в этом месте. Она выводила через густой лес к возвышенностям между Березином и Липском. Хотя тут было немало болот, пехота могла пройти сама и перенести на руках станковые пулеметы.

Доложив о своих планах врид командира бригады Петру Семеновичу Кленову, я попросил у него усилить полк саперной ротой и подготовить резервный полк (44-й) для переправы через Березину для совместных действий.