Военное дело Московского государства. От Василия Темного до Михаила Романова. Вторая половина XV – начало XVII в. - Виталий Пенской Страница 14

На фоне всех этих совершенно немыслимых еще столетие-другое назад трат военные расходы московского государя действительно могли показаться европейским наблюдателям совершенно несущественными, мизерными и не заслуживающими внимания. Но так ли это было на самом деле? Попробуем ответить на этот вопрос.

Увы, но дать однозначный ответ на него при нынешнем состоянии наших знаний о финансах Русского государства «классической» эпохи (то есть до Смутного времени) невозможно. И связано это даже не столько и не только с тем, что московские архивы XVI в., не важно, царский ли это архив или же приказные, сильно пострадали (достаточно вспомнить пожары 1547 и 1571 гг., сожжение Москвы поляками в 1611 г. и знаменитый пожар 1626 г.). Нет, тут нужно вести речь о том, что Московия XVI в. (впрочем, как и все современные ей государства Европы и Азии) весьма существенно отличались от нынешних государств с их «регулярной» бюрократией, отлаженными административными практиками, «консолидированным» (выражаясь современным бюрократическим «новоязом») государственным бюджетом и прочими подобными вещами, характерными для государства Нового времени. Россия только-только вступила на этот путь, и не стоит ожидать от нее такой же эффективности и «прозрачности», как от государств XIX и тем более XX в.

Нет, конечно, сомневаться в том, что где-то в недрах матереющей постепенно московской бюрократии достаточно рано начали вести записи о приходе и расходе средств, не приходится. Точно так же нет сомнений и в том, что со времен Ивана Грозного, с того момента, как работа административного аппарата подверглась существенной регламентации и упорядочиванию, аналогичной процедуре была подвергнута и сфера государственных приходов-расходов. Однако составлялась ли сводная ведомость-смета, в которой был бы расписан по статьям государственный бюджет, – на этот вопрос ответ будет, скорее всего, отрицательным. Во всяком случае, немецкий авантюрист Г. Штаден писал, что в 60-х – начале 70-х гг. XVI в. действовала практика, когда «доход страны в деньгах распределялся так, чтобы в каждом приказе были деньги». При необходимости же, «если ни один приказ не давал денег, то каждый имел от другого приказа подписанную память», то есть в случае необходимости средства могли «переводиться» из одного приказа в другой ^[122].

Если Штаден ничего не напутал (сложно ожидать, что иноземец, да еще и «подлого» происхождения, был допущен в святая святых государства и был хорошо осведомлен об особенностях функционирования московской бюрократии и административных практик), то выходит, что единый «государственный бюджет» с соответствующими статьями расходов и доходов в «классическую» эпоху не верстался. Соответственно, и специальной статьи, куда были бы занесены все «ординарные» расходы на ратную силу, не было. И связано это было, очевидно, в первую очередь с особенностями функционирования московской приказной системы, когда приказы выступали «универсальной» административной структурой, решавшей все вопросы, связанные с ведением дел в той сфере, за которую они отвечали. Об этом свидетельствует, к примеру, и беглый московский подьячий Григорий Котошихин. Так, по его словам, всякий денежный сбор с Казани, Астрахани и приписанных к ним понизовых (то есть расположенных на Волге) городов расходуется «на жалованье ратным и служилым людем, и кормовым, и ясачным, и на всякие росходы…». Точно так же, продолжал Котошихин, Стрелецкий приказ собирал с тяглецов деньги и провиант и распределял среди подведомственных ему стрельцов полагающееся им государево денежное, кормовое (хлебом и солью) и вещевое (прежде всего сукно на служилое платье) жалованье (напомним, что рядовые стрельцы, в отличие от стрелецких же начальных людей, сотников и голов, долгое время не имели поместных дач и иных способов пополнить свой домашний бюджет) ^[123].

Вместе с тем есть любопытное свидетельство английского дипломата Дж. Флетчера, который приезжал в Москву в 1588 г. (источником сведений для него стали купцы английской Московской компании, прежде всего Дж. Горсей). Согласно ему, у московских «финансистов» была в ходу практика, когда после того, как приказы израсходуют поступившие на их «счета» средства на оплату ординарных расходов, образовавшийся излишек (буде таковой появится) средств передавался в приказ Большого прихода, а оттуда – в приказ Казенного двора (попросту говоря – в царскую казну). И, согласно расчету Флетчера, таких излишков (не считая платежей натурой – тех же мехов и разного рода конфиската, чрезвычайных платежей и пр.), ежегодно таких поступлений в государеву казну было почти 1,5 млн рублей ^[124]. Чтобы представить размер этой суммы, можно перевести ее в вес серебра – если копейка-новгородка весила тогда примерно 0,68 г, то в чистом серебре в царских подвалах ежегодно (в «хорошие», «тучные» годы) аккумулировалось около 100 тонн драгоценного металла. Если же перевести эту сумму в хлеб, то по ценам на московском рынке в 1588 г., составлявшим 25 новгородок за четверть ржи, на эти деньги можно было купить 24 млн пудов ржи, чего хватило бы (при «норме» в 24 пуда в год на взрослого мужчину-работника) на прокорм в течение года, почитай, 1 млн мужиков. Остается лишь вопрос: насколько точна информация Флетчера и насколько можно ей доверять? ^[125] Пожалуй, стоит согласиться с мнением историка М. М. Крома, который писал, что «едва ли кто-либо в Москве 1589 года – даже фактический правитель страны, боярин Борис Федорович Годунов, – мог бы назвать точную сумму доходов царя (порядок в этой сфере не удалось навести и в «просвещенном» XVIII в. – В. П.)». «И дело не только в том, что сбор налогов и пошлин был разделен между несколькими ведомствами и никакой счетной палаты еще не существовало», – продолжал дальше свою мысль историк, – сколько в том, что «в слабо монетизированной экономике, каковую представляла собой Россия, богатства накапливались не только в денежной форме (хотя значение денег и возросло во второй половине XVI столетия), но и в виде натуральных продуктов» ^[126].

Однако нас интересуют, конечно, не столько и не только эти любопытные подробности относительно устройства московской финансовой и налоговой системы и насколько точно отразил их в своих записках Флетчер, сколько собственно военные расходы Русского государства и их размеры. Мы не случайно несколько раз, характеризуя траты на ратную силу, упомянули про «ординарные» расходы, под которыми мы понимаем в первую очередь более или менее регулярные выплаты из государевой и приказной казны служилым людям и оплату счетов по текущим военным расходам.