Записки русского экстремиста - Игорь Шафаревич Страница 14

Утверждалось, что для такого переворота, изменения политики нужна и смена руководящих кадров — в частности, за счет привлечения более молодых руководителей. Эта цельная концепция передавалась от одной оппозиции к другой, из рук в руки. И такое постоянное выдвижение одних и тех же по духу требований показывало, что у активной части партии просто не было другой программы. Программы разных оппозиций были разными, постепенно уточнявшимися и конкретизировавшимися вариантами единственной программы, которая была у партии — собственно, у активной части партии, у тех людей, которые заседали на съездах, выбирали этих делегатов, заседали на разных партконференциях и т. д.

Это было требованием возврата к политике гражданской войны, а по существу — к основным принципам социализма и марксизма, сформулированным еще в «Коммунистическом манифесте». С введением НЭПа партия смирилась с большим трудом: тогда был распространен лозунг «За что боролись?!». Разочарование вызвало волну самоубийств, в том числе и среди руководящих деятелей партии. И вот теперь партия требовала реванша за уступку в крестьянской войне. Верхушка партии сначала достаточно настороженно относилась к таким требованиям, помня уроки крестьянской войны и заветы Ленина, но постепенно часть этой верхушки, включая Сталина, осознала, что это единственная программа, на базе которой можно партию сплотить.

Тогда эта группа, и в частности Сталин, стала во главе преобразований, осуществляющих волю партии.

Но как же понять то, что происходило на этих бурных съездах — тринадцатом, четырнадцатом, пятнадцатом? Была ли это тривиальная борьба отдельных личностей за власть? Я думаю, что это можно охарактеризовать так: партия искала своего лидера, который сможет лучше других сформулировать ощущаемую всеми тенденцию и провести ее в жизнь. Пользуясь современной терминологией, происходил поиск лидера «на конкурсной основе». В этой борьбе с оппозициями и определялось, кто же в конце концов сможет таким лидером стать. Правда, в условия конкурса входило то, что проигравший платит головой. Но такова была тогдашняя жизнь. Борясь с оппозицией, Сталин обвинял ее в том, что она «хочет устроить революцию в партии», «внести классовую борьбу в деревню», «провести раскулачивание» и «начать гражданскую войну». Позже он практически этими же словами характеризовал свою собственную позицию. Но здесь, по-моему, нет какого-то особенного коварства или двуличия Сталина. Сначала он опасался очень резких изменений, считал, что они нереальны. У него есть такое высказывание: «Мы бы провалились, если бы тогда пошли на поводу у оппозиционных деятелей». Потом он понял, что реализоваться сможет только через одну силу — через партию, с которой он с молодости был связан, а партия может двигаться только в одном направлении, у нее есть только одна программа. И осуществление этой программы он и возглавил. Как говорил Троцкий: «Правым можно быть только с партией». И Сталин это понял.

Собственно, такова обычная позиция политиков, и мы все с вами тоже это пережили. Когда у нас происходил крах коммунистического режима и начинались реформы, в конце 80-х — начале 90-х годов, то, если бы существовала какая-то мощная сила, выступавшая за сохранение государства, за сохранение экономики, возможно, какие-то руководители государства опирались бы на нее и ее бы тенденции осуществляли. Но вместо этого оказалось, что существуют другие очень мощные силы, заинтересованные в распаде страны, в растаскивании экономики. И тогдашняя верхушка примкнула к этим силам. Такой принцип функционирования политической системы всегда существует, и нужно об этом помнить.

Возвращаясь к нашей истории, надо сказать, что коллективизация и раскулачивание были грандиозной катастрофой для деревни. Погибли до сих пор не подсчитанные миллионы мужиков. Они были высланы в Сибирь, в тайгу, частично заключены в лагеря. В 1942 году, во время Сталинградской битвы, Сталин, беседуя с Черчиллем, сказал, что сравнительно с войной коллективизация была «чудовищна», т. е. более страшна, чем война с Гитлером. И число жертв, «кулаков», он определил как 10 миллионов — так Черчиллю руками и показал. А на вопрос об их судьбе сказал, что «большая часть их оказалась непопулярной и была убита своими батраками». Колхоз был несравненно более мощным средством для выжимания всего хлеба из деревни, даже если деревня при этом обрекалась на голод. И голод действительно возник в 1933 году. Историки, занимающиеся этим сейчас, не в состоянии оценить масштабы жертв голода. Население страны за несколько лет уменьшилось по крайней мере на 7 миллионов человек, хотя рождаемость была тогда высокая. Однако еще важнее то, что был разрушен уклад, которым деревня жила веками. Колхозники уже не были крестьянами — колхоз был государственным предприятием, он имел план, включавший дату посевной, и следовал указаниям, что именно сеять, сколько и когда сдавать государству. И невыполнение плана по хлебозаготовкам или по количеству трудодней уголовно каралось. В 1933 году по всей стране были введены паспорта. Колхозники их не получили. Они не имели права свободно выехать из своей деревни. Колхоз мог быть одним распоряжением из Центра превращен в совхоз и т. д.

Коллективизация стала полной победой социалистической идеи над деревней. Крестьяне частично физически погибли в ее процессе, частично бежали на стройки, где у человека не спрашивали наличия паспорта, частично набирались туда официально — был тогда такой «спецнабор». А часть их осталась в деревне, превратившись в сельскохозяйственных пролетариев. Именно в этом столкновении идей, в победе одной идеи над другой и заключен роковой смысл центрального явления нашей истории XX века — коллективизации, которую поэтому правильно называют «великим переломом».

Крестьянский поэт Клюев о ней написал вот такие слова, являющиеся как бы голосом деревни: «К нам вести горькие пришли, что больше нет родной земли».

Официально коллективизация обосновывалась ее необходимостью для индустриализации. Я хочу этот тезис обсудить, это очень существенно. Мне кажется, факты, известные сейчас, этого не подтверждают. Индустриализация быстрыми темпами шла начиная с середины 20-х годов. Был сильно превзойден уровень довоенной продукции — на одну четверть во всей промышленности и на одну треть в тяжелой промышленности. Начали строиться Днепрогэс, Керченский металлургический завод, Сталинградский, Кузнецкий комбинаты и многое другое. В этом же духе был спланирован и первый пятилетний план — с 1928 по 1932 год. Он не предполагал массовой коллективизации, но предполагал очень быстрые темпы развития экономики, особенно тяжелой промышленности. И большинство современных историков сходятся в том, что цифры его заданий были реальными, выполнимыми. Но с 1929 года началась гонка «перевыполнения планов» — со знаменитого лозунга «Пятилетку в четыре года!». Она вызвала дисбаланс различных частей экономики и в результате — резкий ее спад. Почти все задания первого пятилетнего плана не были выполнены. Дальше были приняты второй и третий пятилетние планы, хотя их задания были скромнее, но и они шли волнообразно, со спадами и небольшими подъемами. Вот конкретный пример. По первому пятилетнему плану выплавка чугуна была запланирована в 10 миллионов тонн, потом Политбюро категорически потребовало от Совета народных комиссаров увеличить ее до 17 миллионов тонн. В результате к концу пятилетки было выплавлено реально 6,2 миллиона тонн. В 1937, 1938, 1939 годах выплавка чугуна увеличивалась в год то на один процент, то на долю процента, то на такую же долю уменьшалась. Фактически это была уже стагнация. Но зато победили идеи «Коммунистического манифеста» и те идеи, которые приняла революция. Это была не вынужденная какими-то жизненными требованиями политика, а обусловленная политически, чисто идеологическая.