Исследование истории. Том I - Арнольд Тойнби Страница 14

Вывод, который мы можем сделать из этого аргумента в данный момент, состоит в том, что нам следует проводить резкое различие между отношениями двух видов: отношениями общин внутри одного общества и различных обществ друг с другом.

А теперь, выяснив протяженность западного общества в пространстве, мы должны рассмотреть его протяженность во времени. Здесь мы сразу же оказываемся перед фактом, что никоим образом не можем знать его будущее — ограничение, значительно уменьшающее количество света, которое исследование этого отдельного или любого из сохранившихся в настоящее время обществ может пролить на природу типа, к которому эти общества принадлежат. Мы должны удовлетвориться лишь выяснением начал западного общества.

Когда владения Карла Великого были поделены между тремя его внуками по Верденскому договору 843 г. ^[29], Лотарь как старший выдвинул свои претензии на обладание двумя столицами своего деда — Ахеном и Римом. Чтобы обе столицы были связаны между собой непрерывной полосой земли, Лотарь приписал к своим владениям ту часть, что разбросана по Западной Европе от устьев Тибра и По до устья Рейна. Удел Лотаря обычно рассматривают как один из курьезов исторической географии. Тем не менее, трое братьев Каролингов были правы, полагая, что этот удел является зоной особой важности в западном мире. Какими бы ни были очертания этой зоны, за ней стояло великое прошлое.

И Лотарь, и его дед правили от Ахена до Рима под титулом римских императоров, и линия, протянувшаяся от Рима через Альпы до Ахена (и далее от Ахена через Ламанш до Римского вала ^[30]), была некогда одним из основных оборонительных валов тогда уже угасшей Римской империи. Проведя линию коммуникаций северо-западнее Рима через Альпы, установив военную границу на левом берегу Рейна и обезопасив левый фланг этой границы присоединением Южной Британии, римляне отсекли западную оконечность континентальной Трансальпийской Европы и присоединили ее к империи, которая, за исключением данной стороны света, по существу, ограничивалась бассейном Средиземного моря. Таким образом, линия, проведенная в Лотарингии, входила в географическую структуру Римской империи до времени Лотаря точно так же, как она вошла в структуру западного общества после него, однако функции этой линии для Римской империи и сменившего ее западного общества были неодинаковыми. В Римской империи она служила границей. В западном обществе она была исходной линией дальнейшего распространения по обе ее стороны во всех направлениях. Во время глубокого сна, имевшего место между падением Римской империи и постепенным появлением западного общества из хаоса (приблизительно 375-675 гг. ^[31]), из бока старого общества было взято ребро и положено в основу позвоночника нового создания того же самого вида.

Теперь становится ясным, что, прослеживая жизнь западного общества в обратном направлении после 775 г., мы начинаем замечать, что оно предстает перед нами в границах чего-то отличного от самого себя, — в границах Римской империи и того общества, к которому эта империя принадлежала. Можно также показать, что любой из элементов западной истории, восходящий к истории этого более раннего общества, может иметь в двух различных сообществах совершенно разные функции.

Удел Лотаря стал отправной точкой западного общества благодаря тому, что церковь, продвигаясь по направлению к римской границе, столкнулась здесь с варварами, оказывавшими давление на границу со стороны «ничейных земель», и в конце концов дала рождение новому обществу. Следовательно, историк западного общества, прослеживая его корни в прошлом с этой точки зрения, должен будет сосредоточить свое внимание на истории церкви и истории варваров и, возможно, обнаружит, что обе эти истории восходят к экономической, социальной и политической революциям последних двух веков до н. э., когда греко-римское общество было потрясено войной с Ганнибалом ^[32]. Почему Рим протянул свою длинную руку на северо-запад и приобрел для своей империи западный угол Трансальпийской Европы? Потому что его влекла в этом направлении борьба не на жизнь, а на смерть с Карфагеном. Почему, однажды перейдя через Альпы, римляне остановились на Рейне? Потому что в век Августа их жизненная энергия иссякла после двух столетий изнуряющих войн и революций. Почему варвары в конце концов прорвались? Потому что, когда граница между высокоцивилизованным и менее цивилизованным обществами перестает продвигаться вперед, весы не останавливаются на неподвижной точке равновесия, но склоняются по прошествии времени в пользу более отсталого общества. Почему, когда варвары прорвались через границу, они столкнулись на той стороне с церковью? С материальной точки зрения, потому что экономическая и социальная революции, последовавшие вслед за войной с Ганнибалом, доставили огромное множество рабов из восточного мира для работы на опустошенных землях Запада, и за этой принудительной миграцией восточного труда последовало мирное проникновение восточных религий в греко-римское общество. С духовной точки зрения, причина заключается в том, что эти религии с их обещанием личного спасения на «том свете» нашли благодатную почву в душах «правящего меньшинства», которому не удалось спасти судьбу греко-римского общества на этом.

С другой стороны, для исследователя греко-римской истории как христиане, так и варвары могут показаться созданиями чуждого мира, как он может назвать их — внутренним и внешним пролетариатом ^{[33], [34]}греко-римского (или, если употребить более удачный термин, эллинского) общества в его последней фазе. Он обратит внимание на то, что великие деятели эллинской культуры до Марка Аврелия включительно почти ничего не знали об их существовании. Он поставит диагноз, что как христианская церковь, так и варварские вооруженные отряды — болезненные образования, только что возникшие на теле эллинского общества, физическое здоровье которого было подорвано войной с Ганнибалом.