Сексуальная жизнь в Древнем Риме - Отто Кифер Страница 14

Мы должны запомнить слова этого спокойного и бесстрастного мыслителя, чтобы рассмотреть жалобы Ювенала и насмешки Марциала в верном свете. К сожалению, мы слишком привыкли выслушивать именно их гневные преувеличения, а не спокойные размышления Сенеки.

Тацит в «Германии» противопоставляет чистую и неиспорченную мораль германцев так называемым порочным нравам своих современников («О происхождении германцев и местоположении Германии», 17–19). В другом месте он говорит («Анналы», iii, 55): «Но после того как начали свирепствовать казни и громкая слава стала неминуемо вести к гибели, остальные благоразумно притихли и затаились. Вместе с тем все чаще допускавшиеся в Сенат новые люди из муниципиев, колоний и даже провинций принесли с собою привычную им бережливость, и, хотя многие среди них благодаря удаче или усердию к старости приобретали богатство, они сохраняли, тем не менее, прежние склонности. Но больше всего способствовал возвращению к простоте нравов державшийся старинного образа жизни Веспасиан. Угодливость по отношению к принцепсу и стремление превзойти его в непритязательности оказались сильнее установленных законами наказаний и устрашений. Впрочем, быть может, всему существующему свойственно некое круговое движение, и как возвращаются те же времена года, так обстоит и с нравами; не все было лучше у наших предшественников, кое-что похвальное и заслуживающее подражания потомков принес и наш век. Так пусть же это благородное соревнование с предками будет у нас непрерывным!»

В поддержку этих утверждений можно привести много примеров истинного героизма женщин так называемой эпохи упадка; упомянем лишь некоторые.

Веллей Патеркул («Римская история», ii, 26) рассказывает о женской верности в эпоху Мария: «Да не забудется благородный поступок Кальпурнии, дочери Бестии, супруги Антистия: когда ее муж был зарезан, как было сказано выше, она пронзила себя мечом». Далее, повествуя о времени, когда Антоний воевал с убийцами Цезаря и вписал многих из своих личных врагов в проскрипционные списки, он говорит (ii, 67): «Однако примечательно следующее: наивысшей по отношению к проскрибированным была верность у жен, средняя – у отпущенников, кое-какая – у рабов, никакой – у сыновей». Этот факт подтверждается многими примерами из Аппиана («Гражданские войны», iv, 36 и далее). Он начинает с общего замечания: «И поразительные примеры любви жен к мужьям… имели тут место» – и приводит многочисленные примеры, из которых мы упомянем лишь некоторые из глав 39 и 40.

«Лентула, тайно бежавшего в Сицилию, жена просила взять ее с собой и с этой целью не спускала с него глаз. Он не желал, чтобы она подвергалась опасности наравне с ним. Будучи назначен Помпеем претором, он сообщил жене, что он спасся и состоит претором. Она, узнав, где находится муж, убежала из-под надзора матери с двумя рабами, с которыми благополучно совершила трудный путь под видом рабыни и вечером из Регия переправилась в Мессину. Легко разыскав преторскую палатку, она застала Лентула не в пышной обстановке претора, но с непричесанными волосами, лежащим на земле, в неприглядных условиях, все это из-за тоски по жене. Апулею жена пригрозила, что выдаст его, если он бежит один. И вот против воли он взял ее с собою. Помогло ему в бегстве, которого никто не подозревал, то обстоятельство, что он отправился в путь вместе с женой, рабами и рабынями, на глазах у всех. Жена Анция завернула его в постельный мешок и поручила носильщикам за плату доставить его из дома к морю, откуда он и убежал в Сицилию».

В более поздние времена мы узнаем о не менее преданных женах – так что осуждение всей этой эпохи является, мягко говоря, преувеличением. Тацит пишет («Анналы», xv, 71): «За Приском и Галлом последовали их жены Аргория Флакцилла и Эгнация Максимилла; большое богатство Максимиллы сначала было за нею сохранено, в дальнейшем – отобрано; и то и другое содействовало ее славе». Знаменитый переводчик Тацита А. Штар – один из немногих ученых старшего поколения, которые не понимали каждое слово Тацита буквально, – замечает по этому поводу: «Общество, которое в полной мере оценивает такие качества, не может быть окончательно испорченным». (Данный случай относится к концу правления Нерона.) И наконец, самый знаменитый из подобных примеров женской добродетели – геройская стойкость старшей и младшей Аррии. Вот как Плиний рассказывает о старшей («Письма», iii, 16): «Болел Цинна Пет, муж ее, болел и сын – оба, по-видимому, смертельно. Сын умер; он был юношей редкой красоты и такого же благородства. Родителям он был дорог и за эти качества, и как сын. Она так подготовила похороны, так устроила проводы, что муж ничего не узнал; больше того, входя в его комнату, она говорила, что сын жив и чувствует себя лучше; на постоянные расспросы отца, как мальчик, отвечала: «Хорошо спал, с удовольствием поел». Когда долго сдерживаемые слезы прорывались, она выходила из комнаты и тогда уже отдавалась горю; наплакавшись вволю, возвращалась с сухими глазами и спокойным лицом, словно оставив за дверями свое сиротство. Обнажить нож, пронзить грудь, вытащить кинжал и протянуть его мужу со словом бессмертным, внушенным свыше: «Нет, не больно» – это, конечно, поступок славы великой. Но когда она это делала и говорила, перед ее глазами вставала неумирающая слава. Не больший ли подвиг – скрывать слезы, таить скорбь; потеряв сына, играть роль матери, не ожидая в награду бессмертной славы» ^[24]. Тацит так рассказывает о ее дочери («Анналы», xvi, 34): «Обратился он [ее муж] с увещанием и к Аррии, высказавшей желание умереть вместе с мужем, последовав в этом примеру своей матери Аррии, и уговаривал ее не расставаться с жизнью и не лишать единственной опоры их общую дочь».

Как можно видеть по этим примерам «высокой» и «низкой» женской нравственности, эмансипация римских женщин привела к развитию самых разных типов характера. Это позволяет нам сделать вывод, что эмансипацию нельзя критиковать исключительно с моральной точки зрения. Конечно, можно рассматривать все развитие общества только как процесс прогрессивного сексуального освобождения женщин; но новая свобода нашла выражение не только в сексуальной жизни. В первую очередь женщины добились экономической свободы.

Выше мы объясняли, что при ранней республике женщины экономически зависели от мужчин. Первоначально бракам всегда сопутствовал manus, что, как мы видели, означало полное подчинение жены мужу. Когда брак старого типа, в котором господствовал муж, постепенно стал заменяться свободным браком, женщины начали пользоваться экономической свободой. При свободном браке женщина сохраняла всю свою собственность, за исключением приданого, которое отходило мужу. Если ее отец умирал, она становилась sui iuris – до тех пор она была полностью в его власти, но теперь либо оказывалась полной хозяйкой своей собственности, либо брала опекуна, чтобы помогал ей справиться с хозяйством. Опекун нередко входил в более тесные взаимоотношения с ней и во многих случаях в конце концов становился ее любовником. Со временем, очевидно, женщины стали владеть весьма значительной собственностью. Если бы это было не так, не было бы попыток уменьшить ее размеры – в 169 году до н. э. lex Voconia запретил женщинам получать наследство. Геллий («Аттические ночи», xvii, 6) сообщает, что Катон следующими словами рекомендовал принять этот закон: «Сначала жена приносит тебе большое приданое. Потом она получает много денег, которые не отдает мужу, а лишь вручает ему в качестве займа. И наконец, разозлившись, приказывает своему сборщику долгов всюду следовать за своим мужем и требовать от него оплаты». Этот закон до сих пор служит предметом дискуссий среди ученых. Разумеется, он не мог принести особых результатов, поскольку законы о наследстве с течением времени становились все более и более благоприятными для женщин, и в конце концов при Юстиниане оба пола получили почти равные права. Женщина в итоге была признана дееспособной и юридически, и экономически. Но эти последние этапы развития происходили в эпоху преобладания христианства, и поэтому выходят за рамки нашей книги.