Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было - Владимир Егоров Страница 14

Зато в противовес Дмитрию есть кое-какие намеки на путь к Куликову полю Мамая, и путь этот весьма странен. Вместо того, чтобы просто придти к своему союзнику Олегу Рязанскому и, дождавшись другого союзника, Ягайла Литовского, совместно ударить на Москву, Мамай долго шатается вдоль Воронежа на донском левобережье, потом уходит на верхний Дон, зачем-то переправляется через него и, плюнув на союзников, в одиночку вступает в бой с московским войском на правом донском берегу.

С реками в источниках о Куликовской битве есть головоломная обойденная молчанием в классическом сценарии путаница. С одной стороны, Мамай договаривается о встрече с союзниками на Оке в конце августа, с другой — ждет Ягайла на Дону в сентябре, но в итоге не встречается ни с Олегом, ни с Ягайлом ни на Оке, ни на Дону. Непрерывно путаются Москва-река, Ока и Дон в плачах жен и вдов московских воевод в «Задонщине». Наконец, река, на берегах которой произошла сеча, в какой-то летописи, причем из самых подробных, называется не Непрядвой, а вроде бы Направдой. Похоже, что в самых ранних дошедших до нас летописных материалах она и вовсе зовется Непрой, то есть Днепром. Ко всему этому добавляется поразительное совпадение: в непосредственной близости к полям обеих битв, Куликовской и Вожской, протекают реки с одинаковым названием Меча. Не лучше ситуация и с городами. На Дону нет помянутых в «Задонщине» городов Чурова и Михайлова, между которыми, согласно «Задонщине», появился Мамай, зато города Щуров и Михайлов имелись на Рязанщине, причем первый из них стоял непосредственно на Оке напротив Коломны, а место Вожской битвы находится как раз посередке между ними.

Перечни погибших в. широко известной Куликовской битве сильно разнятся в разных источниках. Весьма вероятно, что они формировались намного позже по мере внесения в них имен родоначальников, действительных или чаще мифических, фамилий «новых московских», вылезших «из грязи в князи» и спешно стряпавших свои якобы древние родословия. Поскольку про битву на Воже летописи быстро забыли, в летописное сообщение о ней фиктивные имена якобы погибших никто не добавлял. В результате в нем осталось только два имени, причем один из двух, помянутых как павшие на Воже — Дмитрий Монастырев, — умудрился повторно погибнуть на Куликовом поле.

В известных источниках о Куликовской битве со временем трансформируется роль рязанцев и их великого князя Олега. В более ранней «Задонщине» Олег Рязанский предупреждает Дмитрия Московского о нашествии Мамая, а в число потерь на поле боя включены семьдесят рязанских бояр. То есть рязанцы явно на стороне Москвы и вносят самый весомый вклад в победу. В более поздней Летописной повести и особенно в «Сказании о Мамаевом побоище» Олег Рязанский становится союзником Мамая и, тем самым, врагом московского князя, но в большинстве списков «Сказания» тем не менее сохраняется эпизод с Олеговым предупреждением Дмитрию о нашествии Мамая. Такая трансформация роли Олега и рязанцев вкупе с их необъяснимым поведением во время событий на Куликовом поле вполне объясняется, если принять, что речь изначально шла о битве на Воже, в которой Олег Рязанский соблюдал доброжелательный нейтралитет, а прончане, то есть «не олеговы» рязанцы, и вовсе были союзниками Дмитрия. Лишь впоследствии, когда, с одной стороны, выдумывалась Куликовская битва, а с другой, в который раз обострилась борьба между Москвой и Рязанью вплоть до военных столкновений, Олег Рязанский у летописцев «переметнулся» на сторону Мамая. Но все же как-то не до конца.

В итоге Н. Бурланков реконструирует события 1378 года следующим образом: «Мамай (или тот же Бегич) разоряет Нижний Новгород. Воевода Бегич с сильным войском… идет берегом Оки на Москву… Олег оповещает Дмитрия об угрозе и просит помощи. Дмитрий… встречается с Сергием, и тот благословляет его на войну с татарами».

Небольшая ремарка. Непонятно упорное стремление Бурланкова сохранить благословение Сергия Радонежского. Снявши голову, по волосам не плачут. Если Куликовской битвы вообще не было, то непонятно, зачем так цепляться за маловероятное и совершенно нерелевантное игуменское благословение на нее. Однако, возвращаем слово Бурланкову. «Дмитрий собрал войско на Коломне и двинулся навстречу татарам по левому берегу Оки. Недалеко от впадения Вожи в Оку… Дмитрия настигает вестник Олега, и князь созывает совет. Одни советуют остаться на этом берегу, ибо, если переправиться, то Ока отрежет войско от родной земли, и, вздумай татары обойти их, они не успеют на помощь своим городам. От Сергия прибывают посланники, нагнав князя на этом берегу Оки (может быть, Пересеет и Ослябя. Впрочем, рассказ о послах мог быть и позднейшей вставкой). Дмитрий решает положиться на волю Божью и переправиться, поскольку в этом случае они смогут навязать татарам сражение, а, останься они на левом берегу, татары могли обойти их или вовсе уйти и вернуться через некоторое время. Кроме того, правый берег Оки крутой, и, если татары его займут, они будут в лучшем положении. Войско переправляется. Бегич, возможно, направлявшийся к этому же месту на броды, получает донесение о переправе русских. Перед ним выбор. Он может идти к Коломне или Лопасне, но тогда он рискует подвергнуться тыловому удару. Он решает принять бой. Русские строят полки на берегу Вожи, возле впадения в нее реки Мечи, примыкая к Воже левым крылом (или в небольшом отдалении), ниже по течению Вожи ставится засадный (иногда его называют сторожевым) полк — на случай, если татары подойдут не с той стороны, откуда их ждут. Татары появляются на правом берегу Мечи, более высоком. Русские находятся в отдалении, чтобы татарские стрелы не долетали. Наконец, татары переправляются, и начинается бой; после долгой битвы вступают свежие силы русских, и татары бегут, опрокинутые в речку Мечу. («Духу южну потянувшу сзади нам» — на Куликовском поле на Дону южный ветер в спину Засадному полку потянуть никак не мог. Но если развернуть карту на 90 градусов, как и должно быть в битве на Воже, то все становится на свои места.) Войско славит Богородицу и всех святых; собирает погибших и торжественно возвращается в Москву; их встречают, как древних героев».

К аргументам Н. Бурланкова позволю себе добавить еще одно соображение, тоже наводящее на размышление. Удивительно, что судьбоносная для Руси битва случилась точно на день Рождества Богородицы (8 сентября по старому стилю) — один из главных православных праздников. Такое совпадение подозрительно само по себе. Но сомнения многократно усиливаются вторым столь же удивительным совпадением. Получив известие о приближении Мамая, Дмитрий Иванович назначает сбор войск на Успение Богородицы (15 августа по старому стилю). Таким образом, вся кампания проходит точно между двумя двунадесятыми православными праздниками, связанными с рождением и кончиной Божьей Матери — издревле заступницы Руси и избавительницы от всяческих нашествий. Традиция обращения к заступничеству Богородицы при приближении врага ведет свое начало еще из Византии, где для защиты стен Константинополя их обходили с Влахернской иконой Божьей Матери. В Москве эта традиция нашла яркое выражение как раз в конце XIV века, когда сын Донского Василий Дмитриевич перенес в Москву Владимирскую икону Божьей Матери для защиты города от Тамерлана. Заметим, что как раз в это время начали формироваться известные нам письменные источники о Куликовской битве.