Завоевание Кавказа русскими. 1720-1860 - Джон Баддели Страница 14

Пригласив тысячи ногайцев в Ейск, что на берегу Азовского моря, русский полководец торжественно зачитал им манифест, по которому шах Гирей, последний крымский хан, отказывался от своей власти в пользу Екатерины II и передавал ей все права и привилегии, включая суверенитет над ногайцами. Собравшиеся в молчании выслушали манифест и без возражений дали клятву верности своему новому правителю (вернее, правительнице). Церемонию завершили грандиозный пир, скачки и традиционная джигитовка. Всеобщее удовлетворение, казалось, давало надежду и русским, и ногайцам на мир и спокойствие. Однако, когда немного позже Суворов, победив одного из наиболее влиятельных вождей, сделал план Потемкина достоянием гласности, разочарование было слишком велико. Плохие новости со скоростью пламени распространились по лагерю ногайцев; недовольное ворчанье переросло в открытое недовольство, а у татар между словом и делом – всего лишь шаг. Прозвучал призыв к оружию; раздался звон сабель и пение луков. Скоро пространство вокруг кибиток и между ними заполнили толпы воинственно настроенных людей. Пролилось море крови. Первыми жертвами были те мурзы и султаны, которые соблазнились обещаниями русских, а возможно, и их золотом. Все произошло так быстро, что не успели русские вмешаться, как все эти люди поплатились жизнью за свое предательство. Но Суворов с присущей ему мудростью и прозорливостью, которые обеспечили ему благодарность соотечественников, предвидел подобное развитие событий и принял соответствующие меры. Когда разъяренные ногайцы атаковали ближайший из русских отрядов, на них обрушились полк за полком, и очень скоро все было кончено. Вытесненные на заброшенные земли и не имея возможности избежать гибели, несчастные кочевники в порыве отчаяния уничтожили все свои вещи, убили жен и детей и сами бросились в ближайшую реку.

Но это была лишь небольшая часть народа. Остатки ногайцев обратились за помощью к черкесам, которые с готовностью оказали им ее. После этого ногайцы предприняли отчаянную попытку спасти свою страну и сохранить независимость. Они собрали огромное войско и даже осадили Ейск; однако, потерпев поражение за поражением, были окончательно разбиты и практически истреблены Суворовым и Иловайским, атаманом донского казачества. Немногочисленные выжившие поселились среди черкесов; еще одна часть ногайцев двинулась в Крым, откуда крымские татары, в ужасе от русских методов правления, бежали в Турцию в таком количестве, что до сих пор их первоначальная численность на полуострове не восстановлена.

За эту операцию Суворов был пожалован орденом Святого Владимира I степени, а его товарищи по оружию, начиная с Иловайского и вплоть до рядовых казаков, получили от Екатерины щедрые награды. Теперь для русских поселенцев были открыты плодородные степи Ставрополя, и колонизация началась быстрыми темпами. С тех пор у черкесов не было потенциальных союзников к северу от Кубани, не было и возможных жертв, кроме русских; а последних становилось все больше и больше.

О событиях 1789 года, то есть о походе в Грузию, мы уже рассказывали. Его руководитель граф Павел Потемкин по возвращении увидел, что вдоль казачьей линии воцарился мир, и, хотя это слово не несло в себе своего истинного значения применительно к местным племенам, он смог посвятить себя, всю свою энергию и способности решению административных вопросов и колонизации. В феврале 1784 года Суворов вернулся в Россию, и Потемкин взял на себя командование обеими армиями. В мае 1785 года он был назначен первым наместником на Кавказе. Однако реально его власть распространялась лишь на Астраханскую и Ставропольскую губернии и сходила на нет за линией. Потемкин превратил Кизляр, Моздок и некоторые другие станицы в города и выбрал один из них – Екатеринослав – для своей резиденции. Там он выстроил первый дворец наместника, где, окруженный блестящим двором, занимался разработкой и осуществлением мер, которые гарантировали ему почетное место среди «завоевателей» Кавказа. Именно ему Россия обязана основанием гражданских видов деятельности казачества на линии и в ставропольских степях. Именно он привез на Кавказ немецких колонистов, чтобы они подняли на новый уровень виноделие и пчеловодство и создали систему сельскохозяйственного производства. Он пригласил на Кавказ мигрантов из внутренних частей России – это были государственные крестьяне. Это был настолько успешный проект, что в первое время можно было лишь с трудом удовлетворять потребности поселенцев в земельных наделах. Чтобы улучшить состояние торговли, Потемкин приветствовал появление на новой территории армян, которые до сих пор составляют большинство среди мелких торговцев на Кавказе. Когда в 1787 году разразилась война с Турцией, Потемкин, все еще будучи наместником, был назначен командующим армией на Кавказе и отличился при штурме Измаила под командованием Суворова. Однако событие, имевшее место в последний год его наместничества на Кавказе и о котором стало известно несколько позже, бросило серьезную тень на его репутацию. Судя по всему, это же событие может иметь отношение к его внезапной смерти некоторое время спустя.

Кажется, один из братьев шаха, Ага Мохаммед, ища убежища от этого тирана, добрался до берегов Терека и обратился к коменданту Кизляра с просьбой о защите. Ему незамедлительно были высланы корабли с отрядом солдат. Однако солдаты, по приказу или повинуясь некоему импульсу, напали на несчастного принца и его спутников, убили их и захватили богатства, которые были при них. Неясно, какую роль играл Потемкин в этом позорном деянии, но поскольку он не только не наказал виновных, но и скрыл случившееся, то есть основания предполагать, что он так или иначе получил некоторую выгоду от всего этого.

Тем временем в 1785 году произошло событие, полное значение которого стало ясно лишь позже. Шейх Мансур, провозгласивший и возглавивший газават, или «священную войну» против «неверных русских» на Северном Кавказе, был одним из тех странных людей, в котором соединились религиозный фанатизм, воинственный дух и природная склонность к авантюризму. Для такого человека подходящим полем битвы может быть только сонный, сражающийся, бурный и невежественный Восток в дни смуты и волнений. Ведь только там могут такие люди найти человеческие ресурсы и условия, необходимые для сколь бы то ни было значимого успеха. О шейхе Мансуре практически ничего не известно: ни его происхождение, ни его национальность, ни время и место рождения, ни даже его настоящее имя. Он как будто с неба свалился полностью сформировавшимся человеком – проповедником, воином и пророком. Несмотря на многочисленные неудачи, которых было гораздо больше, чем успехов, он вел за собой сначала одно, а потом и другие воинственные племена с гор и с равнин. Конечно, ему не удалось объединить эти племена против общего врага, но именно он научил их тому, что только в реформировании религии был их единственный шанс сохранить свободу и независимость, и тем самым заложил основу будущего союза и великого движения, которое под именем мюридизма будет год за годом испытывать на прочность мощь России. Точное время и место его первого появления на Северном Кавказе, равно как все, касающееся его детства и юности, неизвестны. Несколько лет тому назад профессор Оттино нашел в Государственном архиве в Турине письма, написанные шейхом Мансуром отцу. Если они подлинны, то могут разрешить загадку, окутывающую большую часть его жизни, но при этом сделают его «карьеру» еще более удивительной. Согласно этим документам, в лице этого якобы шейха мы имеем дело с итальянским авантюристом, неким Джованни Батистой Бетти, родившимся в Монферра, где его отец служил нотариусом. Определенный в ученики к местному врачу, Бетти сбежал из дома в возрасте 15 лет и после многочисленных приключений и странствий стал монахом доминиканского ордена, а затем отправился на Восток в качестве миссионера. Во время своих многолетних скитаний он побывал в Малой Азии, Палестине, Турции, на Кипре и даже, говорят, в Санкт-Петербурге. Его путешествия изобиловали удивительными и даже скандальными приключениями, кульминацией которых стало его появление в Курдистане в качестве мусульманского пророка. В этом образе он стал настолько популярен, что за ним пошли армии фанатиков, многочисленные толпы – он вел их за собой на такие важные города, как Битлис, Ахалцих, Каре и даже Тифлис. Однако какой бы ни была правда о его происхождении, в письмах нет ни капли истины, когда он говорит о своих ранних военных успехах. Поэтому будет благоразумнее подождать подтверждения из других источников и считать откровения Туринского архива продуктом буйной фантазии. За более или менее достоверной информацией о дальнейшей карьере Мансура мы можем обратиться только к русским источникам. При этом русские вовсе не претендуют на достоверное знание подробностей его юности. Казембек, ученый мусульманин и подданный России, говорит, что шейх Мансур был оренбургским татарином, получившим религиозное образование в Бухаре. В то же время в русских военных донесениях упоминается селение Алды в Чечне как место его рождения и Дагестан – как место, где он изучал Коран. Однако эта информация, скорее всего, была получена от самих чеченцев и, вполне возможно, основана лишь на естественном желании этого фанатичного народа приписать себе честь того, что именно из их среды вышел столь прославленный патриот и пророк. Однако совершенно точно, что он появился в Алды в 1785 году, провозглашая газават. Скоро он приобрел такое влияние, что это стало опасным, и граф Потемкин счел необходимым отправить полковника Пьери на его поимку. История этой экспедиции как две капли воды похожа на истории многих других экспедиций. Леса Чечни оказались роковыми для военной репутации многих командиров и стали могилой для храбрых людей, которые на открытой местности без усилий справились с врагом не менее храбрым, чем чеченцы, и вдвое превосходящим их числом. Пьери взял Алды и сжег его, но шейх Мансур сумел бежать; на обратном пути русские были окружены, когда шли через густые леса, и почти все убиты – погибли и сам командир, 7 младших офицеров и более 600 солдат. Среди немногих спасшихся был князь Багратион, потомок грузинских царей. Позже он стал выдающимся полководцем и прославился во время Отечественной войны 1812 года. Он был смертельно ранен в битве при Бородине.