Людмила Гурченко - Анна Ярошевская Страница 14

Но Людмиле Марковне были ближе совсем другие люди. Она бесконечно уважала тех режиссеров, которые не мыслили работы без своих актеров-единомышленников, актеров-друзей. Они никогда не подводили, а творили вместе. Так легче прийти к взаимному обогащению и воспитанию творческой мысли.

До этого Люсе никогда не приходилось сниматься у таких режиссеров. Как только съемки очередного фильма подходили к завершению, она не догадывалась, к кому же она попадет в следующий раз. И опять все начиналось самого начала…

Закрыв глаза на ту боль, которой Люся натерпелась от них, она теперь уже спокойно реагировала на все их обещания: просто забывала о них. Ведь все же лучше не верить, а потом приятно удивиться, чем верить до самого конца, но так и не дождаться своего…

Однажды 1976 году, когда Гурченко снималась на Рижской студии, в ее гостиничный номер позвонили:

— Добрый вечер! Это Михалков. Какие у вас планы на это лето? Вам знакомо чеховское произведение «Платонов»? Помните роль генеральши? Я хочу увидеть в ней вас! Предполагается репетиционный период, поэтому вы мне потребуетесь полностью свободной! Я думаю, мы договорились! Я еще позвоню!

Михалков… Совсем недавно Люся посмотрела его фильм «Раба любви». Она была в восторге! Каково же было ее удивление, когда он сам позвонил ей. Обычно сообщать актерам подобные новости поручают ассистентам. Но звонок режиссера… Это редкий случай.

Люся порадовалась этому факту и тут же забыла о нем. На всякий случай. А вдруг повезет?

В скором времени начались съемки «Мамы». Гурченко снова позвонили. Это был Никита Сергеевич:

— Я в срочном порядке начинаю пробы! Уже подыскиваю грим и костюмы. Приезжайте завтра на студию!

— Я не могу. У меня съемки в «Маме».

— Какая еще мама? Вы серьезно?

— Так называется фильм-мюзикл. Я исполняю главную роль. Роль Козы.

— Что? Козы?

— Да, как прописано в моем сценарии…

— Какая Коза? Мы же с вами договаривались, что лето вы освободите. Я для вас специально роль подготовил!

— Извините, но тогда я вам не поверила. Я не верю режиссерам!

«Неужели это правда? Неужели он писал роль для меня? Боже, как приятно!» — думала ошарашенная новостью Люся.

И вот уже пробы для «Неоконченной пьесы для механического пианино» Михалкова были проведены. Директор картины договорился с директором «Мамы», но реализации намеченных планов помешала травма ноги…

А спустя 2 года Никита Сергеевич снова позвонил довольно ранним утром. И бодрым, полным энергии голосом, словно после пробежки, как это было на съемках «Сибириады» сказал:

— Привет, Коза! У меня в планах картина «Пять вечеров» Володина. Знаешь? Я собираюсь ее быстро снять. Мне нужны такие актеры, которые немедленно вживутся в роль. Я бы и сам хотел сыграть, но, наверное, будет сложно. Хотя… Ладно, ближе к делу! Как у тебя со свободным временем? Для тебя есть роль!

— Я готова! — ответила Людмила Марковна.

Она дала свое согласие Михалкову, несмотря на намеченные переговоры по поводу очередных проб. В тот же вечер она их прервала.

В новом проекте Никиты Сергеевича, Гурченко досталась роль Тамары Васильевны. Какая это была роль! Ее можно было смело растаскивать на цитаты.

Когда начались съемки, Люся жутко нервничала и переживала. Но Михалкову про нее было давным-давно все понятно. Все репетиции сопровождались Люсиным безумолчным тарахтеньем, всевозможными анекдотами, прибаутками, шутками, историями о папе.

Зато на съемках все было гладко и слаженно. Нервы, репетиции, выяснения отношения… Всего этого уже не было! Все, что можно уже выяснили. Осталась только исключительная игра. Одно движение брови или рта режиссера и все тут же становилось понятным. А когда были особенно трудные сцены, Михалков подходил и все показывал, уточняя: «Ну, ты, неверное, все поняла? Да?». Он ей доверял. До-ве-рял! А как же иначе? В «Сибириаде» они вдвоем были, что говорится, по другую сторону от камеры и понимали, как непросто бывает актерам. Иногда им нужно просто поверить. Довериться…

В перерывах между съемками Гурченко рассказывала о своей семье. Ей не стыдно было перед целой съемочной командой копировать папин голос, его акцент. А партнеры по фильму добродушно слушали, когда Люся повторяла:

— Дуй свое, дочурочка! Не бойся выделиться, моя клюковка! Иди дальше! Только вперед!

И она никогда не стыдилась воспроизводить папину речь, пусть и неграмотную. Ведь в нем была ее радость, ее смысл, ее гордость и ее боль.

«Кажется, меня, наконец, приняли и полюбили со всей моей чечеточкой!» — радостно подумала Люся.

— Клюковка, тебе пора в кадр! — ласково обратился к актрисе оператор.

— Мотор! — звучат слова Михалкова. А Люся идет в кадр. В свой счастливый финал своей роли…