Через годы и расстояния. История одной семьи - Олег Трояновский Страница 14

Это был медовый месяц советско-американских отношений. К сожалению, он продолжался не очень долго. В апреле был поднят советский флаг над зданием посольства, которое в течение нескольких недель реставрировалось и приводилось в порядок, поскольку там никто не жил, с тех пор как его покинул последний посол Временного правительства. Прием, который был устроен по случаю открытия посольства, стал, можно сказать, гвоздем сезона. Количество гостей в этот вечер превзошло все ожидания. Конечно, были люди разных взглядов; некоторые пришли из симпатии к Советскому Союзу, другие из уважения к нему, третьи по служебной обязанности, четвертые просто из любопытства.

Страна в тот период только начинала приходить в себя от потрясений, связанных с Великой депрессией. Люди все еще чувствовали большую неуверенность в себе. А в условиях, когда негритянское население находилось в состоянии немногим лучше, чем в конце прошлого века, а истребление большей части индейцев, коренного населения страны, закончилось незадолго до этого, хвалиться правами человека тоже не приходилось. Поэтому та аррогантность, которая свойственна если не американцам в индивидуальном плане, то американскому обществу в целом, в то время еще не давала о себе знать. На этом фоне успехи Советского Союза в области экономического развития и особенно индустриализации выглядели вполне внушительно, как и отсутствие безработицы, которая в США оставалась одной из самых болезненных проблем.

С первых дней своего пребывания в Вашингтоне отец занялся установлением контактов с американскими политическими деятелями. При его общительности и чувстве юмора это не составляло большого труда.

Он часто выступал перед различными аудиториями, давал интервью, устраивал пресс-конференции. Старался превратить посольство в привлекательное место для широкого круга людей. Помимо различных приемов, там устраивались концерты: выступали великий композитор Сергей Прокофьев, ведущий тенор «Метрополитен-опера» Джованни Мартинелли, приходил совсем тогда юный Иегуди Менухин, который очень интересовался жизнью в Советском Союзе. Устраивались в посольстве и своего рода диспуты на различные международные темы, на которые приглашались видные журналисты из различных стран, аккредитованные в Вашингтоне. По случаю приезда Александра Дейнеки в посольстве была устроена выставка его живописи. Были в посольстве И. Ильф и Е. Петров в начале своей поездки по США, в результате которой появилась книга «Одноэтажная Америка».

Отец познакомился и даже подружился с журналистом, юмористом и киноактером Уиллом Роджерсом. Для русского читателя это имя мало что говорит, но в США, особенно в те годы, он пользовался колоссальной известностью. В начале августа 1934 года Роджерс и летчик Уили Пост задумали полет через Аляску в Советский Союз. Посольство оказало им посильную помощь в этом. К несчастью, их самолет разбился где-то на Аляске. Из Сиэтла Уилл Роджерс прислал отцу следующую телеграмму, пожалуй, одну из последних вестей, поступивших от него: «Спасибо за оказанную помощь. Хотелось бы, чтобы некоторые из наших цивилизованных стран были такими же обязательными. В мое отсутствие не допустите, чтобы наш Новый курс потерпел фиаско. С наилучшими пожеланиями У. Роджерс». Речь шла о Новом курсе Рузвельта.

Разумеется, отцу в его контактах с американцами и в работе с гостями из Союза очень помогал небольшой дружный персонал посольства. В 30-х годах в нем трудилось от силы десять дипломатов, включая посла, но все были при деле, по завязку. Теперь в больших посольствах персонал разбух до огромных размеров, и многие из нынешних послов жалуются, что развелось много лишних людей, среди которых нередки родственники влиятельных московских деятелей. Правда, нынче и объем работы посольств вырос, но все же далеко не пропорционально росту численного состава дипломатов.

Впоследствии, в бытность мою послом в Токио, японские власти строго ограничивали количественный состав советского посольства. И хотя мы постоянно добивались его расширения (несколько новых единиц было бы очень кстати), в душе я надеялся, что этого не случится. Очень опасался, как бы количество не пошло в ущерб качеству человеческих отношений, от которого зависит и качество работы.

Наверное, читателю покажется необычным и то, что у доброй половины советских дипломатов в Вашингтоне в те годы жены были иностранками. Так, супруга советника Уманского была австрийкой, первого секретаря Неймана – бельгийкой, атташе и главного шифровальщика Липко – немкой. Тогда в этом не находили ничего предосудительного, даже напротив, это как бы подтверждало наш советский интернационалистский характер. Однако с началом волны репрессий положение в этом плане резко изменилось. Нейман и Липко были арестованы, и думаю, что одной из основных статей обвинения в их адрес явились «жены-иностранки». Хотя сами они почему-то остались на свободе.

Немного о себе. Вскоре после нашего приезда в Вашингтон я поступил в американскую школу. К тому времени я более или менее освоил английский, и потому процесс адаптации больших трудностей не представлял. Школа, в которую я пошел, принадлежала квакерам или, как они себя официально называли, Обществу друзей. Это была протестантская община, образованная в Англии в середине XVII века и затем глубоко укоренившаяся в Соединенных Штатах. Будучи христианами, квакеры придерживаются, однако, весьма свободных взглядов. В частности, они отвергают институт священников и церковные таинства, проповедуют пацифизм и отказываются служить в армии. Вместо церквей собираются в так называемых молельных домах, где вместо церковного ритуала происходит свободный обмен мнениями на нравственные темы.

Ввиду всего сказанного, религиозная направленность в квакерской школе полностью отсутствовала, что очень устраивало дипломатов, придерживавшихся различных конфессий. И потому они нередко для своих детей выбирали именно эту школу. В мое время она была весьма скромной, с небольшим числом учащихся. Но со временем разрослась и стала очень популярной. Достаточно сказать, что сейчас в ней учится дочь президента Клинтона. В последние годы, наезжая по каким-либо делам в Штаты, я не раз посещал свою школу. Однажды даже выступил там с лекцией о российско-китайских отношениях, а в мае 1997 года мне, по приглашению руководства школы, посчастливилось побывать в Вашингтоне на юбилее школы и встретить там некоторых своих однокашников. Вместе мы помянули добрым словом нашу классную руководительницу мисс Райт. Она была, пожалуй, лучше всех учителей, у которых мне довелось учиться в течение школьных лет. Она привила мне интерес к литературе и истории, и я тогда даже решил, что изучение литературы – это мое истинное призвание. Именно поэтому по возвращении в Москву я поступил в Институт философии, литературы и истории (ИФЛИ).

Как потом оказалось, учеба в Вашингтоне послужила своего рода тренировкой для моей будущей дипломатической работы, хотя в те годы никакого вкуса к ней я не испытывал. А тренировка состояла в том, что, когда на уроках общественных наук возникал какой-нибудь вопрос, касающийся Советского Союза, мисс Райт обычно говорила: «Давайте попросим Олега сказать, что думает по этому поводу он сам». И мне приходилось, худо-бедно, объяснять позицию своей страны. К сожалению, как я потом узнал, мисс Райт плохо кончила. Она пристрастилась к спиртному и однажды явилась на урок, как говорится, «не в форме», за что была тут же уволена. Что с ней стало потом, никто мне толком ответить не смог.