Тамерлан - Александр Сегень Страница 14

Он только что опорожнил полную пиалу красного грузинского вина, чуть-чуть сладкого, обладающего неповторимым ароматом, и теперь пребывал в несколько загадочном расположении духа. Дойдя до входной двери летнего дворца Баги-Дилгуш ^[42], вдруг приказал слугам, четверым огромным суданским неграм, остановиться и усадить его здесь, у входа, прямо перед фонтаном. Ему быстро постелили ковер, накрыли его шелковой подстилкой и, сняв с носилок, расположили здесь, словно старинную статую, подсунув под правую руку круглую бархатную подушку. Тамерлан задумался, глядя на струю воды, упруго устремляющуюся высоко вверх из середины фонтана. Водяная рябь вовсю развлекалась сама с собою, подпрыгивая и хватая на лету солнечные блики, перебрасывая их с одной крошечной волны на другую.

– Вы просили красное ферганское яблочко, хазрет, – обратился к нему векиль дворца Баги-Дилгуш Муса-Ерендек.

Тамерлан медленно отвел свой зачарованный взгляд от игры воды и посмотрел на векиля. Тот держал перед собой огромное блюдо, на котором возвышалась гора великолепных ярко-красных плодов.

– Я просил яблоко, а не Гиндукуш яблок, – промолвил великий эмир. – А ну-ка бросьте-ка их в фонтан!

– Все?

– Разумеется.

Векиль немного поразмыслил, не кроется ли здесь какое-нибудь иносказание и не полетит ли потом его голова в этот фонтан вслед за яблоками, и, решив – будь что будет! – опрокинул поднос в воду фонтана.

Тамерлан молча любовался, как налитые красные плоды плавают среди водяной ряби и сверкающих солнечных бликов.

– О Аллах! – вздохнул он наконец. – Как прекрасен твой мир!

Появился Борондой Мирза ^[43].

– Хазрет, – обратился он к Тамерлану, – послы короля Энрике прибыли.

– Пусть идут сюда. Я приму их здесь. Здесь хорошо. Мне кажется, сам Аллах полощет пальцы в этом фонтане.

– Слушаюсь и повинуюсь, хазрет.

По обычаю, сначала явились не сами послы, а привезенные ими подарки. Если бы великий эмир остался ими недоволен, он велел бы гнать послов в шею. Ему были представлены три огромных сундука великолепной резной работы, украшенные инкрустациями и эмалью.

Первый сундук оказался доверху набит золотыми и серебряными кубками такой прекрасной работы и столь разнообразными, что присутствующие зацокали языками. Были здесь кубки в виде ананасов и раскрывающихся лилий, раззявивших пасть китов и лопнувших на две половинки арбузов, вместо ножек у некоторых были атланты, несущие саму чашу кубка на плечах, а один кубок вообще представлял собой сложное строение – подставка его была выполнена в виде широкой и плоской черепахи, на ней передними ногами стоял конь, у которого вместо задних ног и крупа извивался кольчатый змеиный хвост, на коне сидел могучий бородач, поднявший вверх руки и несущий в них огромный сахарно-белый наутилус, обрамленный тонкими золотыми узорами, и в довершение всего по закручивающейся поверхности наутилуса скакал лихой наездник с копьем в руке.

Этот кубок весьма позабавил Тамерлана.

– Франки – известные охотники до выпивки, – сказал он. – Ясное дело, что треть подарков посвящена винопитию.

В другом сундуке оказались произведения толедских оружейников – алебарды и пики, булавы и перначи, тяжелые двуручные мечи и тонкие шпаги.

– И это хороший подарок, – сказал Тамерлан. – Напившись вина из кубков, возьмем в руки оружие и пойдем крушить что попало.

В третьем сундуке лежали драгоценности – подвески и серьги, перстни и браслеты, гребни и диадемы, из золота и серебра, украшенные рубинами и гранатами, изумрудами и жемчугом, сапфирами и горным хрусталем.

– Ну а намахавшись оружием, король Энрике предлагает нам обратить внимание на наших любимых жен, – усмехнулся Тамерлан и приказал поставить сундуки покамест у входа во дворец.

Затем, опять же по этикету, было подано письмо от короля Энрике, ведь если понравились подарки, то могло не понравиться привезенное послание. Но письмо, зачитанное немедленно, удовлетворило великого эмира, и он наконец разрешил привести самих послов.

При виде них Тамерлан не сумел сдержать игривую гримасу – они и впрямь были смешно одеты, причем смешнее всех выглядел Мухаммед Аль-Кааги, который зачем-то, видать из солидарности, тоже обрядился в испанский костюм. Приближенные Тамерлана, идущие следом за послами, и не скрывали своих глумливых улыбок, тыча пальцами то в остроносые башмаки чужеземцев, то в пышные плечи их жакетов. Сам великий эмир по сравнению с послами выглядел весьма скромно – он к этому случаю обрядился в светло-зеленый шелковый халат без рисунка и особой выделки, перехваченный простым белым поясом, и лишь высокая белая шапка его была украшена наверху большим рубином и по краям отделана жемчугом и яшмой. Одеяния испанцев были сплошь в узорах и украшениях, сверкали драгоценными камнями и золотой вышивкой.

Шедший впереди послов дон Альфонсо Паэса де Санта-Мария, выяснив наконец, кто из присутствующих Тамерлан, сложил руки на груди, поклонился и припал на правое колено. То же сделали сопровождающие его дон Гонсалес и дон Гомес.

– А они довольно гибкие, эти франки, – фыркнул Тамерлан.

Послы поднялись с колен, сделали по три шага вперед и повторили приветствие. Встали, еще три шага и вновь – руки на груди, поклон, на левое колено.

– Этак они до завтра будут раскланиваться, – сказал Борондой Мирза.

– Точно! – усмехнулся великий эмир и поманил испанцев левой рукой: – Эй, идите сюда!

Борондой, Шах-Малик и Нораддин подошли к трем послам, взяли их сзади под мышки, подвели вплотную к тому месту, где сидел великий эмир, и довольно грубо поставили их на оба колена. Однако того требовал этикет – приветствовать Тамерлана, стоя перед ним на обоих коленях.

– Хорошо, – сказал Тамерлан. – Встаньте и подойдите еще, а то я вас плохо вижу. Сядьте вот сюда, ну, хотя бы на край фонтана.

Присутствующие переглянулись – уж не собирается ли он отправить их туда же, где плавали красные ферганские яблочки?