Фея незабудок - Стася Холод Страница 14

Штаны, прежде завязываемые под мышками, стали ему как раз впору, и, что уж совсем непостижимо, в кармане у него завелся костяной гребень. По вечерам, продав цветы, Фиона уходила, ни с кем не прощаясь, погруженная в свои тяжелые мысли. Однажды она услышала за спиной торопливые шаги.

– Фиона, подожди!

Она вздрогнула, резко обернулась и тут же разочарованно выдохнула:

– А, это ты, Пол… Чего тебе нужно?

Пол топтался на месте, не зная, куда девать руки.

– Фиона, – голос не вполне ему подчинялся, – Фиона…

– Что случилось?

– Фиона, можно я понесу твою корзину?

Доминик тем временем осваивал тонкости и нюансы своего нового, весьма двусмысленного и нелегкого для его натуры положения. Отношение к нему постепенно менялось. Показываться перед гостями Доминику по-прежнему запрещалось, но провалы в памяти лакеи вылечили и ужин приносили исправно. Однажды, проходя мимо двери в гостиную, он услышал свое имя и замедлил шаг. Миссис Ульстер говорила о нем приятельнице:

– Я так рада, что у нас в доме появился Доминик. Он поначалу мне совсем не понравился, а оказался славным юношей. Если бы вы знали, как он полюбил нашего дорогого Тобби! Ну, просто как родного брата. И мистер Ульстер им очень доволен. Он так быстро вникает во все вопросы, буквально налету схватывает.

По губам Доминика проскользнула тонкая, циничная улыбка…

Эпилог

Морозным утром на перекрестке Гриттис-стрит и Шелдон-роуд остановился экипаж. Из него вышел элегантный джентльмен средних лет и направился к зданию дворянского приюта.

– Директор у себя? – спросил он у слуги.

– Да, сэр. Позволите вас проводить?

– Спасибо, я знаю дорогу.

При виде знакомых стен его сердце отчаянно забилось, глаза наполнились влагой. Вернувшись из Америки в свое недавно приобретенное имение, он стал разбирать старый сундук, и едва его пальцы коснулись тонкого шелка цвета бордо, им всецело овладели воспоминания. С трудом дождавшись рассвета, он приказал закладывать экипаж и уехал в Лондон.

…Из-за плотно закрытой двери в директорский кабинет доносились слова обличительного монолога: интонация мистера Стилпула, а голос – вдвойне родной, но как будто изменившийся. «Да уж, за эти годы, как ни странно, многое изменилось», – подумалось ему. Он решительно повернул ручку и вошел в приемную. На ковре сконфуженно топтались два щуплых мальчугана шкодливой наружности.

– Честное слово, мистер Вэйли, мы больше не будем, – уверял один из них.

– Это я уже слышал. Говорите, где взяли табак? – вопрошал директор.

Вдруг он осекся, просветлел лицом и радостно воскликнул:

– Боже мой, Доминик, неужели, ты?

Они бросились в объятья друг друга. Сорванцы же переглянулись и убежали прочь, радуясь счастливому избавлению.

– Стюарт Вэйли, как ты здесь оказался?

– Ну, ты даешь, Доминик Ингрэм! Это – как ты здесь оказался, а я – директор Галчатника.

– Ты? А где же мистер Стилпул? – нахмурился Доминик и по глазам Стюарта все понял.

К горлу подступил горький комок.

– Когда? – спросил он тихо и глухо.

– Позапрошлой весной, от сердечного удара. Уж теперь-то я знаю, каково быть сиротой, – и Стюарт гневно сжал его ладонь, – мы с ним часто говорили о тебе. Он ждал от тебя писем, а я врал, что ты очень занят, но как только справишься с делами, так сразу же напишешь… Где ты был? Почему не приезжал?

Доминик молчал. Он и в прежние времена приходил сюда не за наградами и похвалами, но даже не предполагал, что последний урок мистера Стилпула будет таким суровым.