Великие умы России. Том 8. Андрей Туполев - Адель Нурмухаметова Страница 14

Режим дня в спецтюрьме.

Койка Андрея Николаевича стояла в углу. Соседями его были авиаконструкторы С. М. Егер и Г. С. Френкель. По вечерам у кровати Туполева собирались коллеги. Он сидел, поджав по-турецки ноги в теплых шерстяных носках. Бумагу здесь не выдавали во избежание утечки информации. Чертежи будущего самолета приходилось делать на листах фанеры.

Надо сказать, что Андрей Николаевич многие вещи объяснял доступно и метко. Иногда не обходилось и без грубо просторечных слов: «мотогондолу к крылу говном не приклеишь», «это не стержень, а сопля»… А когда следят за каждым твоим шагом, еще труднее держать себя в руках.

«Речь его всегда была красочной, образной, точной и предельно доходчивой, – вспоминала коллега Туполева, О. И. Полтавцева. – Поговаривали, что русским языком он пользуется во всем его необъятном богатстве, прибегая подчас к оборотам отнюдь не литературным. Мне, однако, ни разу не довелось в этом убедиться: в отношениях с женщинами Андрей Николаевич был безукоризненно корректен и неизменно галантен: не было случая, чтобы он забыл пропустить даму у дверей, предложить ей сесть, когда она входила в его кабинет. Как-то раз сгоряча при мне чертыхнулся, разговаривая с кем-то по телефону. Повесив трубку, взглянул на меня: «Извини, милая».

Андрей Николаевич, конечно, часто ругал своих подчиненных и за словом в карман не лез. Иногда использовал нецензурную лексику и с гордостью говорил подопечным: «Ну что вы ругаетесь, что стараетесь, что пыжитесь? Лучше меня все равно не выругаетесь!» Но ни заказчики, ни родные никогда не слышали от него брани. Откровенно ругался он лишь при тех, кого это радовало (были такие), и с теми, кто заслужил.

Уже в последние годы жизни, при встречах с теми, кто, бывало, с ним работал, случались такие диалоги:

– Андрей Николаевич! А помните, как вы нас ругали?!

– Так ругал-то, наверное, за дело? – отвечал Туполев с ехидной улыбкой.

– О-о-о! Еще как за дело!

Но не за дело провел годы Туполев в заключении. Несмотря на случившуюся несправедливость, Туполев трудился в поте лица. Покусывая заусенцы у ногтей, он думал над очередным проектом самолета. Не хватало любимых и родных. Жена в тюрьме. Дети голодают. Отняли даже близкую сердцу вещь – складной ножик, которого так не хватало в работе.

Каким-то чудом не подверглись репрессиям А. А. Архангельский, П. О. Сухой, И. Ф. Незваль. Но и им было нелегко. Архангельский вспоминал, какой страх вызывал стук в дверь. Он мало ел, плохо спал, нервы были расшатаны.

Как-то весной заключенных повезли на испытания самолета. На площади Преображенской Заставы у автобуса прокололась шина. Неподалеку гуляла шайка мальчишек. Увидев автобус с заключенными, они подобрались поближе. Самый смелый вскрикнул: «А мы знаем, кто вы!» «Ну кто же мы?» – спросил с любопытством Туполев, сидевший возле двери. «Жулики!» – послышалось в ответ.

После этого Андрей Николаевич часто говорил подчиненным: «Ну, жулики, пошли» или «Давайте, жулики, обмозгуем». Слова дерзкого мальчишки, кажется, ранили старика.

Из воспоминаний макетчика А. П. Алимова известен один любопытный случай, который показывает, как по-отцовски относился Туполев к своим подопечным. Главного государственного преступника во время его пребывания в спецтюрьме нередко вызывал для отчетов в Москву сам начальник НКВД – Л. П. Берия. Перед одной из таких поездок арестанты попросили Туполева поговорить с властями предержащими, чтобы в тюрьме, наконец, стали кормить лучше и выдавали папиросы. Отчитавшись перед начальником, Туполев начал складывать лежащие на столе сигареты в карман. Берия, осведомленный о ненависти главного конструктора к табаку, удивился и спросил, для чего ему они. Тогда Андрей Николаевич, как и обещал товарищам, пожаловался на питание и нехватку курева. Просьба Туполева не осталась незамеченной: Берия приказал одному из своих подчиненных обеспечить арестантов папиросами на их вкус и кормить достойно, как в ресторане. Уже на следующий день макетчику Алимову поручили составить список всех заядлых курильщиков с их предпочтениями и пожеланиями. Интересно, что во главе этого списка стояла фамилия Туполева, а рядом – дорогостоящий табак «Герцеговина Флор», который курил сам Сталин. Его заботливый Андрей Николаевич заказал для своей команды. Получив приказ Берии насчет питания, потрясенные начальники тюрьмы не знали, откуда взять таких умелых поваров, как в ресторане. Туполев подсказал им такое решение: «Ваша власть, арестуйте лучшего из «Националя» – и сюда». Повара экстра-класса, конечно, не привели, но меню заметно обновилось.

Рождение своей 58-й машины туполевцы отмечали без вина и тостов. Они надеялись, что угодили властям и их отпустят. Но военные приказали перекомпоновать машину так, чтобы экипаж был сосредоточен в одной кабине «для обеспечения живучести». Андрея Николаевича разозлило такое отношение. Ведь раньше требовали, чтобы экипаж был рассредоточен «для обеспечения живучести».

Терпение было на пределе. Туполевцам пообещали: отпустят, если сконструируют самолет 103-У. Работали уже без энтузиазма. Вера в освобождение угасала. Андрей Николаевич видел, что команда его раскисла. Тогда он собрал всех у себя и сказал: «Нас не информируют, нам приказывают, однако только осел может не видеть, что дело идет к войне. Не менее ясно, что никто, кроме нас, спроектировать нужный стране бомбардировщик не может. Вероятно, я буду прав, если скажу, что мы любим свою Родину не менее других и, наверное, больше, чем те, кто нас собрал сюда. Условия трудные, а если отрешиться от личных огорчений и взглянуть шире – трагические. И, понимая все это, я ставлю перед вами задачу, которую никто, кроме вас, не выполнит. А вы – я знаю, что вы выполните, на то вы есть вы. Мы должны вложить в 103-У максимум своих способностей и знаний, больше того, максимум таланта. Давайте в последний раз сожмем зубы и решим эту задачу. Времени у нас в обрез, но надо успеть. В этом залог освобождения, нельзя нам в войну оставаться арестантами, нельзя воевать в цепях».

После этого собрания туполевцы работали на подъеме и допоздна. Начальники тюрьмы были не против. Очень помогало то, что ближе к 10 часам вечера приносили хлеб с маслом, чай, простоквашу.

«Конечно, просчеты были, – повторял Туполев в очередной раз размышляя над тем, чем заслужил годы страданий. – А ты думаешь, у Митчелла, Фоккера, Мессершмитта их не было? Ну да ладно, стоишь и утешаешься: «Прости им, ибо не ведают, что творят». Нет, нельзя им этого простить, нельзя! Я верю, что все это станет гласным, и даже на моей жизни».

Андрей Николаевич вселял в своих подчиненных веру в возмездие, справедливость. «Верить надо, чтобы руки на себя не наложить», – говорил он.

Как же так вышло, что за решеткой оказался всемирно известный авиаконструктор? Все началось с неудачного перелета Леваневского на АНТ-25. С этого дня за Андреем Николаевичем был глаз да глаз. Активно информировал власть авиаконструктор А. С. Яковлев. Только он доносил не открыто. Его наветы были разбросаны по страницам многочисленных книг.