Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе - Дэвид Хоффман Страница 14
Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе - Дэвид Хоффман читать онлайн бесплатно
Питерсон отвезли в здание КГБ на Лубянке и допросили. У нее все сжалось внутри, когда они достали кусок асфальта, выкрутили четыре винта с обратной резьбой, сняли крышку с тайника и опустошили его у нее на глазах. Сотрудник доставал предмет за предметом, а следователь наблюдал. Там было послание для Огородника, напечатанное крохотными буквами на 35-миллиметровой пленке, контактные линзы и жидкость для них, несколько рулонов туго скрученных рублей и изумрудные украшения. Когда достали большую черную перьевую ручку, главный следователь резко приказал положить ее и не трогать. По его тону было ясно, что он знает о капсуле с цианидом, которую ЦРУ выдало Огороднику. На самом деле в этой ручке была камера, а не цианид, но по поведению следователя Питерсон почти сразу поняла, что Огородника поймали.
Тем же вечером ее отпустили — это была обычная процедура при арестах шпионов. За ней приехал офицер из консульства, разглядывавший ее с изумлением: он думал, что она просто клерк, а не оперативник, работающий на улицах. Офицер довез ее до посольства, и Питерсон сразу пошла в резидентуру. Она знала, что вскоре ее объявят персоной нон грата в СССР. Было уже за полночь, но еще несколько часов, сидя в резидентуре, она пересказывала коллегам события дня и иногда выругивалась. Один из них делал заметки, чтобы составить шифрограмму для штаб-квартиры. Телеграмму отправили в 3.30 утра по московскому времени.
Подавленная, вымотанная, не понимающая, как все-таки раскрыли Огородника, Питерсон успела только чуть-чуть поспать перед тем, как улететь из Москвы на следующий день, в субботу 16 июля.
Для штаб-квартиры это был сокрушительный удар. Огородник был ценнейшим агентом, впервые продемонстрировавшим, что энглтоновские годы наконец остались позади. Теперь агент был потерян, и никто не знал почему. Оперативный сотрудник Джеймс Олсон вспоминал, что происходило в штаб-квартире вскоре после того, как “советский” отдел получил новости. “Весь отдел, занимавшийся СССР, все они, от самого мелкого клерка до сварливого старого начальника, плакали, — рассказывал Олсон. — Потому что мы потеряли “Треугольника”. Мы поняли, что его больше нет” {54}.
Потом Питерсон узнала, что Огородника арестовали у него на квартире. Его раздели до нижнего белья. Зная, что КГБ не терпится узнать обо всех подробностях его работы на ЦРУ, он предложил написать признание. Ему подали его ручку, и Огородник раскусил ту часть корпуса, в которой находилась капсула с цианидом. Он умер в считанные минуты. КГБ не успел ничего узнать {55}.
Его звали “Сфера”
Во время долгого перелета на родину Марти Питерсон мучилась оставшимися без ответа вопросами. Она не понимала, почему случился провал. Ее маршруты к местам закладок были длинными, тщательно спланированными, слежки за собой она никогда не видела, и все-таки они оказались в засаде на мосту. Но, даже схватив ее, они еще не знали, что она из ЦРУ; она два года ускользала от них. Как же они выяснили точное время и место закладки? Это ее промах? Была слежка, которой она не заметила? Или утечка при передаче информации? Ошибка Огородника? Или что-то хуже? {56}
Питерсон вылетала из Москвы поспешно, в той одежде, которая была на ней вечером, во время задержания. В Вашингтоне она купила новое платье. В понедельник, 18 июля, менее чем через 72 часа после московского провала, она поднялась по ступенькам к главному входу штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли. На новой фотографии для пропуска, снятой тем утром, она немного неуверенно улыбается, но взгляд у нее ясный и живой. Во время расследования звучали те же вопросы, что она сама задавала себе: о встречах, которые пропустил Огородник, о появлении менее качественных фотографий, о необъяснимых событиях в парке и о женщине с “конским хвостом”. В коридоре она встретила Фултона, своего наставника, — впервые с тех пор, как он уехал из московской резидентуры. Они обнялись, пытаясь справиться со слезами; у них не хватало слов, чтобы выразить печаль, которую оба чувствовали.
Затем Питерсон поднялась на седьмой этаж, где находился большой кабинет адмирала Стэнсфилда Тернера, нового директора ЦРУ. Он был назначен четыре месяца назад и пока осваивался на новой работе. На публике Тернер демонстрировал напор, но в личном общении был приветлив и сдержан. Он сел в конце длинного стола для переговоров, отпустил сотрудника, который привел Питерсон, и жестом пригласил ее сесть в кресло справа от него. После того как она рассказала обо всем случившемся, Тернер пригласил ее пойти с ним завтра на утренний доклад к президенту Джимми Картеру. У нее будет девять-десять минут для ее сообщения.
Во вторник они вошли в Овальный кабинет [6]. Питерсон положила на журнальный столик перед Картером копию куска асфальта, в котором находились секретные материалы для Огородника, и рисунки места закладки, сделанные ЦРУ, чтобы проиллюстрировать свой рассказ. Президент слушал с огромным вниманием. В какой-то момент в беседу вступил советник по национальной безопасности Збигнев Бжезинский; он добавил несколько деталей, вроде имени агента (Огородник) и названия железнодорожного моста, где задержали Питерсон. Бжезинский, чей отец был польским аристократом и дипломатом в антикоммунистическом правительстве Польши перед Второй мировой войной, посвятил свою академическую карьеру изучению упадка советского коммунизма. Он, вероятно, больше других в этой комнате понимал, как ценен и необычен был этот шпион. “Я восхищаюсь вашим мужеством”, — сказал Бжезинский Питерсон на прощание. Десять минут растянулись больше чем на двадцать. Питерсон вышла из Овального кабинета одна, и ей пришлось попросить секретаря Белого дома помочь найти выход на улицу. В тот же день Тернер прислал ей неформальную, написанную от руки записку с благодарностью: “Вы единственный человек, кто встретился лицом к лицу с КГБ и с президентом США, и все это — за три дня, — писал он. — Я восхищаюсь и поздравляю вас”.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments