1812. Все было не так! - Георгий Суданов Страница 14

Наполеон, узнав об отходе русских только утром следующего дня, был взбешен, так как все его планы строились на том, чтобы разбить русские армии по отдельности, не дав им соединиться.

Генерал Арман де Коленкур рассказывает:

«Нельзя представить себе всеобщего разочарования и, в частности, разочарования императора, когда на рассвете стало несомненным, что русская армия скрылась, оставив Витебск. Нельзя было найти ни одного человека, который мог бы указать, по какому направлению ушел неприятель, не проходивший вовсе через город.

В течение нескольких часов пришлось подобно охотникам выслеживать неприятеля по всем направлениям, по которым он мог пойти. Но какое из них было верным? По какому из них пошли его главные силы, его артиллерия? Этого мы не знали».

* * *

20 июля (1 августа) главные силы 1-й Западной армии уже были в Смоленске и стали там лагерем.

В то же время и князь Багратион тоже двигался к Смоленску с юго-запада. В результате, как ни стремился Наполеон разбить русские армии порознь, добиться этого ему не удалось – 22 июля (3 августа) 1-я и 2-я Западные армии соединились в районе Смоленска, и это стало первой большой неудачей Наполеона в войне 1812 года.

Казалось бы, Барклай и Багратион наконец-то встретились и теперь все должно было бы пойти для русских по гораздо более удачному сценарию.

Генерал А.И. Михайловский-Данилевский рассказывает:

«При свидании главнокомандующих все объяснилось; недоразумения кончились <…> Князь Багратион был старше Барклая де Толли в чине, но от Барклая де Толли, как облеченного особенным доверием монарха, не были сокрыты мысли Его Величества насчет войны, и ему, как военному министру, были также известны состояние и расположение резервов, запасов и всего, что было уже сделано и приготовлялось еще для обороны государства. Князь Багратион подчинил себя Барклаю де Толли, который в прежних войнах бывал часто под его начальством».

Первая встреча двух командующих продолжалась недолго, и, как говорят, они расстались довольные друг другом. Например, Барклай после этого написал императору Александру:

«Долгом почитаю доложить, что мои сношения с князем Багратионом самые лучшие».

А князь Багратион написал в тот же адрес так:

«Порядок и связь, приличные благоустроенному войску, требуют всегда единоначалия; еще более теперь, когда дело идет о спасении Отечества».

Казалось бы, все наладилось. Но, к сожалению, это только казалось…

* * *

На самом деле все разговоры о совместных дружных действиях и единоначалии в соединенной армии – это была явная попытка выдать желаемое за действительное.

Прекрасно осведомленный о реальном положении дел начальник штаба Барклая генерал А.П. Ермолов потом в своих «Записках» рассказывал:

«Соединение с князем Багратионом не могло быть ему приятным; хотя по званию военного министра на него возложено начальство, но князь Багратион по старшинству в чине мог не желать повиноваться».

Поясним. По возрасту Багратион был моложе Барклая, а генералами от инфантерии они стали в один день, однако боевой опыт князя был значительно больше. К тому же генерал-майором Багратион стал в феврале 1799 года, а генерал-лейтенантом – в 1805 году, после сражения при Шенграбене. Для сравнения: Барклай был пожалован в генерал-майоры в марте 1799 года, зато вот генерал-лейтенантом он стал лишь в апреле 1807 года, после сражения при Прейсиш-Эйлау. На этой-то разнице и строились доводы Петра Ивановича. Более того, он справедливо считал себя учеником А.В. Суворова, вместе с которым он возвратился из Итальянского похода, как пишет А.П. Ермолов, «в сиянии славы, в блеске почестей».

После соединения двух армий под Смоленском оба они были командующими армиями, оба имели одинаковые воинские звания. При этом Барклай, как мы знаем, был еще и военным министром России. И в первое время князь Багратион, несмотря на их полную непохожесть, заявил, что готов служить дальше под начальством Барклая.

Карл фон Клаузевиц по этому поводу так и пишет:

«Когда Барклай прибыл в Смоленск, Багратион заявил, что весьма охотно будет служить под его начальством».

Охотно будет служить под его начальством? На самом деле, как подчеркивает А.Г. Тартаковский, «подчинение это было чисто символическим и эфемерным, что обнаружилось буквально через несколько дней».

Да и Карл фон Клаузевиц оговаривается, что единение двух генералов «было недолговечным, потому что скоро выявилось различие во взглядах, и на этой почве возникли недоразумения».

* * *

И если бы дело было только в различиях во взглядах. На самом деле Барклай и Багратион были людьми совершенно разными.

Вот, например, что писал о них в своих «Записках» тогдашний губернатор Москвы граф Ф.В. Ростопчин:

«Источник <…> ссор заключался в том, что князь Багратион был старше Барклая в чине, но последний опирался на свое звание военного министра и тотчас же, после соединения его армии с армией князя Багратиона, взял над ней начальство. Так как оба они очень дорожили мнением Москвы, то часто писали мне письма, полные жалоб друг на друга. Но Барклай, будучи более благоразумным, сохранял и более достоинства; между тем как князь Багратион говорил глупости о своем товарище и хотел выставить его то человеком бездарным, то изменником. Барклай был человек благородный, но осмотрительный и методичный: он сделал карьеру благодаря своим личным достоинствам, всегда служил отлично, был покрыт ранами. Забота его состояла лишь в том, чтобы сохранить армию, вести свое отступление в полном порядке. Храбрости он был испытанной и часто изумлял своим хладнокровием (в опасности). Багратион же, одаренный многими качествами, присущими хорошему генералу, был слишком необразован для того, чтобы иметь главное начальство над армией <…> Он все хотел сражаться, потому что Барклай избегал сражения, и если бы он командовал армией, то подверг бы ее опасности, а может быть, и погубил».

А вот мнение об этом секретаря императрицы Н.М. Лонгинова, выраженное в одном из писем к графу С.Р. Воронцову:

«Барклай, исполнитель <…> немец в душе, привлекший ненависть всех русских генералов, у коих он был недавно в команде, соединяющий гордость с грубостью, положил за правило никого не видеть и не допускать <…> Солдаты главнокомандующего не видели и не знали, кроме [как] в деле против неприятеля, где он всегда оказывал много храбрости и присутствия духа. Но все, что касалось до распоряжений прежде и после дела при беспрерывном отступлении после успехов, казалось непонятным, а о движениях неприятеля не иначе узнавали, как когда оные были уже произведены в действо, тогда как наши казались ему известными. До Смоленска винить Барклая нельзя (он исполнял предписанный план) <…>

Князь Багратион, хотя и неуч, но опытный воин и всеми любим в армии, повиновался, но весьма неохотно Барклаю, который его моложе, хотя и министр. Впрочем, он долг свой исполнил и соединился с ним, несмотря на все препятствия и трудности. После Смоленска он писал государю, что он готов повиноваться даже и Барклаю, но что сей командовать не способен и все солдаты ропщут <…>