Жена башмачника - Адриана Триджиани Страница 14

Когда Стелла стала слабеть, Марко сходил к синьору Ардуини и попросил о помощи, какая только в его силах. Падроне послал за доктором в Аццоне, и тот быстро прискакал верхом на лошади. Доктор осмотрел Стеллу, дал ей лекарство от лихорадки и поговорил с Марко и Джакоминой, пообещав вернуться утром.

Пока он шептался с родителями, Энца попыталась прочесть выражение его лица, но никакого знака в пользу того или иного исхода не было. Создалось впечатление, что случай не особо серьезный, но Энца знала, что спокойствие доктора ничего не значит. Ведь доктора – как священники. Никакой телесный или душевный недуг не может их удивить.

Энца схватила доктора за руку, поймав его уже у дверей. Он обернулся к девочке, но она не могла выговорить ни слова. Доктор доброжелательно кивнул и вышел.

Энца пристально вглядывалась в ночь за окном, в уверенности – если Стелла продержится до рассвета, то будет жить. Доктор вернется, как и обещал, объявит, что чудо состоялось, и жизнь потечет в привычном русле. Разве мальчики Каскарио, потерявшиеся по дороге в Трескоре, не нашлись через три дня? Разве малыш Ферранте, шестнадцать дней болевший желтухой, в конце концов не выздоровел? И разве не выжила семья Каповилла, когда зимой девятьсот третьего все их четверо детей заболели коклюшем? Так много в этих краях историй о чуде. Наверняка о Стелле Раванелли тоже станут рассказывать в окрестных деревнях, снова и снова уверяя тех, кто живет так близко к небу, что Господь их не оставит. Годы спустя, когда Стелла вырастет и обзаведется собственной семьей, разве не будет она вспоминать о той ночи, когда выжила, несмотря на страшные синяки и лихорадку? Энца не могла представить дом без Стеллы. Младшая сестра всегда была особенной. Стеллу назвали не в честь святой или кого-то из родственников, как остальных детей, но в честь звезд, мерцавших над ними в ночь, когда она родилась.

Всю ночь Энца тщетно боролась с ощущением несправедливости. В конце концов, в этой жизни Раванелли заплатили по всем счетам. Они были бедными, скромными, трудолюбивыми, помогали другим и поступали по заповедям. Они делали все правильно. А теперь очередь Господа воздать им за благочестие. Энца закрыла глаза, представив, как святые и ангелы окружают сестру, исцеляют ее.

Энца видела, как отец и мать становятся дедушкой и бабушкой, а братья и сестры обзаводятся собственными семьями. Баттиста показал бы детям все тропы в горах, Элиана научила бы не падать, стоя на одной ножке на каменной изгороди, Альма обучала бы шитью, Витторио показал бы, как подковывать лошадь, Стелла учила бы их рисовать, мама следила бы за садом, а папа запрягал бы повозку и катал внуков. Жизнь в горах текла бы своим чередом, они старели бы вместе и были бы счастливы всей большой семьей в собственной усадьбе, которой, несомненно, обзавелись бы.

La famiglia é perpetua [23].

Энца перепугалась, услышав, как тяжело дышит Стелла. Ведь доктор дал ей лекарство! Почему же сестре становится все хуже?

С лица Стеллы сошли все краски, щеки из розовых сделались серыми, а губы стали белее мела. Глаза сестры подернулись мутной пленкой, зрачки обратились в черные бусины четок.

Джакомина прикладывала к губам дочери мокрую ткань, гладила по волосам. Временами тихое гудение «Аве Мария» прерывалось стонами Стеллы – ножами они вонзались в сердце. Не в силах дольше смотреть, как угасает сестра, Энца выскочила из дома.

Она пробежала до самого конца Виа Скалина и замерла там, спрятав лицо в ладонях – оплакивая Стеллу. Разве есть что-то страшнее чувства, что ты не в силах облегчить страдания невинного? Энца не могла забыть страх слабеющей Стеллы и беспомощность на лице матери. Джакомина пережила немало беспокойных ночей у постели детей, охваченных лихорадкой, но этот раз был не похож на другие. Все происходило так быстро!

Энца почувствовала, как на плечи легли чьи-то руки. Она обернулась. Марко обнял ее и зарыдал вместе с нею.

Бог оставил их, ангелы удалились, святые отвернулись. Теперь Энца понимала, что на самом деле происходило в эти ужасные часы. Они вовсе не ждали, когда Стелле станет лучше, а лишь смотрели, как она умирает. Впервые в жизни за почти шестнадцать лет, после всех благополучно пережитых снежных бурь, весенних паводков и несчастных случаев, удача изменила Энце. Сильные руки отца больше не могли ее защитить, а прикосновение матери утратило целебную силу.

Энца и Марко вернулись в дом. Огонь почти потух, утреннее солнце с неохотой выползало из-за Пиццо Камино, заливая комнату светом. Элиана и Альма стояли в изголовье кровати, Витторио и Баттиста – напротив них. Проведя долгие часы на коленях, старый священник наконец встал и в последний раз поцеловал серебряный крест четок.

Джакомина, склонившись над телом дочери, рыдала, спрятав лицо в ее волосах. Она взяла свое дитя на руки, прижала к себе и стала баюкать, как делала каждую ночь. Безжизненные руки Стеллы свисали ладонями наружу, будто навстречу ангелам. Карие глаза были открыты, густые ресницы не скрывали пустого взгляда. Губы стали бледно-голубого оттенка, точно перламутр внутри раковины.

Марко обнял жену, не в силах ее успокоить. На него самого всей тяжестью обрушился его позорный провал. Не только доктор из Лиццолы, священник и Церковь обманули его надежды – он сам оказался недостаточно набожным в глазах Господа, чтобы сберечь дочь.

В их присутствии сегодня вершилось таинство, в тот непрошеный миг, когда они полностью отступили перед миром духов, когда жизнь уходила, а в свои права вступала смерть. Священная пауза, мост, качавшийся над самой гиблой бездной, мгновение, длившееся всего секунду или две, в котором Стелла была еще с ними – перед тем, как уйти к Богу. И в это мгновение Энца закричала, громко, чтобы Бог услышал: «Нет!» Но было слишком поздно – малышка покинула их, душа ее вернулась к звездам, в честь которых она была названа пять лет назад.

Энца все спрашивала себя – была ли в этом и ее вина? Ведь именно она затеяла пикник в тот день. Как старшая, она упаковала корзину и повела детей в горы. Она захотела почитать книгу на ярком солнце. Она позволила братьям и сестрам играть в пруду под мощными струями весеннего водопада. Это она подвела Стеллу, а сейчас – и всю семью.

Энца посмотрела по сторонам, ища взглядом того, кто простит ее безответственность, кто простит ей совершенные ошибки, но никто не выступил вперед, чтобы снять с нее груз тяжкой вины.

Она так нуждалась в утешительных объятиях отца и матери, но их руки обнимали Стеллу.

Боль Джакомины была столь глубока, что все тело ее извивалось в корчах, – так же она рожала своих детей. Она баюкала безжизненную дочь, впитывая ее последнее тепло.

Когда отец скорбит, мать вспоминает все – с самого первого мига. Нежные поцелуи, когда два любящих тела соединялись друг с другом в сладкой близости, – поцелуи, приведшие к желанному зачатию. Первое робкое шевеление, слабые толчки в животе. Мать вспоминает, как ребенок рос и рос во чреве, а потом ее тело раскрылось, чтобы выпустить в мир новую жизнь… И вот все кончено – стонами отчаяния, которое останется с ней навсегда.