"Евросоюз" Гитлера - Андрей Васильченко Страница 14

«Все предельно просто: они хотят, чтобы европейские народы стали «белыми неграми» Третьего рейха» – такие слова в начале 1939 года записал в своем дневнике маршал Маннергейм. В то время один из самых авторитетных общественных и политических деятелей Финляндии выражал немалую обеспокоенность внешней политикой национал-социалистов, которые даже не намеревались скрывать свои экспансионистские устремления. Пройдет буквально два года – и Финляндия будет воевать против Советского Союза на стороне Третьего рейха. Надо отметить, что эта скандинавская страна не была связана с национал-социалистической Германией ни идеологическим, ни военно-политическим союзом. На первый взгляд могло показаться, что у Берлина и Хельсинки были совершенно разные внешнеполитические цели и задачи. По большому счету финские политики намеревались силой возвратить территории, которые отошли к СССР после Зимней войны 1939–1940 годов. Финляндия даже присоединилась к антикоминтерновскому пакту лишь в ноябре 1941 года, когда немецкие стратеги планировали взятие Москвы. Подобный шаг был выражением специфической формой скандинавского антикоммунизма. Приобретшая в 1918 году независимость Финляндия формально не планировала быть подначальной ни СССР, ни Германии. Тем не менее во всех заявлениях финских политиков была изрядная доля лукавства и лицемерия. Заявляя общественности о возвращении сугубо финских территорий, большая часть политиков уже вынашивала планы создания «Великой Финляндии», чья территория должна была простираться по всей Карелии вплоть до реки Свирь. У некоторых из них были еще более внушительные аппетиты.

В октябре 1941 года состоялась приватная беседа немецкого посола Шнурре и финского президента Рюти. Последний откровенно заявил, что по итогам войны Финляндия должна была прирасти Кольским полуостровом. В августе 1942 года Рюти подтвердил сказанное ранее, хотя и попросил германских дипломатов не распространяться о подобных военных установках. Рюти очень боялся реакции США и Социалистической партии Финляндии. Притязания на Кольский полуостров не были пустыми словами. Уже весной 1942 года финские политики в разговорах с немецкими дипломатами выражали обеспокоенность тем, что свои претензии на эту территорию заявляла Норвегия, возглавляемая Квислингом. Действительно, лидер норвежских нацистов в те дни создал программный документ – «Меморандум по русскому вопросу», в котором рассматривал судьбу Кольского полуострова. По его мысли, эти земли должны были либо достаться Норвегии, либо перейти в «общее нордическо-германское пользование». В то же самое время правительство Рюти не решилось официально объявить, что целью войны Финляндия считала обладание всей Карелией и Кольским полуостровом. Подобная осторожность объяснялась тем, что Финляндия хотя и была антикоммунистическим государством, но формально оставалась парламентской республикой, в которой значительная часть избирателей отдавала свои голоса социалистической партии.

Финские политики опасались официально подключаться к германской программе «преобразования Европы», пока не была окончательно и ясно обрисована послевоенная судьба европейских народов. Несмотря на то что в одной из многочисленных застольных бесед Гитлер заявил, что хотел бы доверить «героическому финскому народу» защиту северного фланга Великогерманского рейха, подобного рода пассажи могли и не иметь конкретного воплощения. Однако в данном случае всё обстояло иначе. 16 июля 1941 года Гитлер поручил разработать план, в котором предусматривалось присоединение Финляндии к рейху. Произойти это должно было на федеративной основе. Любые попытки переговоров заканчивались неудачей: финские дипломаты предполагали, что за красочным фасадом «Новой Европы» скрывались хозяйственная гегемония и германский централизм имперского образца. Как в декабре 1941 года, так и в феврале 1942 года немецко-финские переговоры не смогли сдвинуться с места, поскольку германские дипломаты не смогли опровергнуть опасения финских коллег. Те же в свою очередь подозревали, что в «новой объединенной Европе» Финляндии была уготована отнюдь не роль полноправного партнера, а участь поставщика сельскохозяйственной продукции и сырья, необходимого для промышленности рейха.

Немецкий посол тут же сообщил в Берлин, что финские политики проявляют повышенный интерес к проекту «преобразования Европы». Однако в той же самой телеграмме он поведал об их подозрениях. Риббентроп незамедлительно направил в Хельсинки ответ с пометкой «Совершенно секретно». Он просил передать, что опасения были совершенно беспочвенными, но с воплощением в жизнь «объединенной Европы» надо было подождать: «Сейчас – неподходящее время, чтобы заниматься углубленным обсуждением перестройки Европы».

Сами же финны нисколько не сомневались в том, какой они хотели бы видеть «новую Европу». Чтобы гарантировать себе независимость от «американской» и «азиатской» политики «больших пространств», они выступали за безусловное объединение Европы. По словам президента Рюти, процесс интеграции должен был быть добровольным: «Надо уважительно относиться к тому, что исторически связано с нашим континентом». Германские планы «объединения Европы» настолько впечатлили финских дипломатов, что уже осенью 1942 года в министерстве иностранных дел Финляндии был самостоятельно подготовлен проект будущего Европейского союза. У объединенной Европы должна была быть унифицированная внешняя и военная политика. Однако в Берлине этот документ оставили без внимания. Единственной уступкой было разрешение создать в Берлине Немецко-финское общество. На его учредительном собрании немецкому дипломату Виперу фон Блюхеру не раз задавались вопросы, касающиеся того, как «с немецкой точки зрения выглядит будущее Европы». Вопросы в очередной раз остались без ответа.

Интерес к этой теме вновь был пробужден в марте 1943 года, когда Имперский министр пропаганды Й. Геббельс в интервью одной из датских газет заявил, что преобразование Европы должно идти на добровольной основе, а новый союз ни в коей мере не должен лишать европейские народы их идентичности. В Финляндии эти слова приняли за чистую монету, хотя на самом деле они были всего лишь пропагандистской уловкой. Фон Блюхер срочно запрашивал Берлин относительно того, мог ли он трактовать слова Геббельса как официальную позицию рейха. При этом высказывалось мнение, что, принимая тезисы Геббельса в целом, финны никак не были намерены после окончания войны оставаться под патронажем Германии. Судя по всему, Риббентроп был весьма рассержен тем, что министр пропаганды решил вмешаться в вопросы внешней политики. В своем ответе он рекомендовал толковать интервью всего лишь как «частное мнение Геббельса». Однако провокационное интервью министра пропаганды вызывало «волнение умов» не только в Хельсинки. 23 марта 1943 года за официальными комментариями в Имперское министерство иностранных дел обратился финский посол Кивимяки. Он открытым текстом заявлял о необходимости скорейшей разработки «европейской программы». Статс-секретарь Имперского министерства иностранных дел в те дни сообщал: «Во время личной беседы финский посол показал мне статью из шведской газеты, из которой явствовало, что в Германии шла разработка «европейской программы». Мне кажется, что подобного рода сведения прямо связаны с недавним интервью имперского министра Геббельса. Я ответил, что мне ничего неизвестно по этому поводу. Едва ли в основу статьи из шведской газеты могла быть положена официальная позиция рейха. Тем не менее посол не был удовлетворен подобным объяснением. Он указал на настроения среди наших союзников, которые намерены получить от нас ясный план того, как Европа будет выглядеть после войны. Финляндия настаивает на этом едва ли не больше всех. Во время своей поездки в Словакию Кивимяки в полной мере ощутил недостаток идей, которые могли бы служить паролями для наших союзников и нейтральных европейских стран». В итоге немецкие дипломаты дали уклончивый отказ, отчасти соглашаясь с финским коллегой. Как показывает история, эта программа так и не была окончательно завершена. Финляндия, как, собственно, и другие страны, примкнувшие к Антикоминтерновскому пакту, зря ожидали от Третьего рейха представления проекта «объединенной Европы». Слова так и оставались словами.