Проданная Польша - Александр Усовский Страница 14

В Тешинской Силезии (как именуют ее чехи) на 150 тыс. чешского населения насчитывалось всего около 70 тыс. поляков. «Наших — устойчивое большинство!» — подумал Пилсудский и немедля затеял с Чехословакией конфликт. Правда, тут ему не обломилось — чешское государство ходило в любимчиках у Антанты, и обижать его большие дяди из Лондона и Парижа Польше не велели. Пилсудскому пришлось (скрепя сердце и, как он надеялся, временно) отказаться от Заользья (как эта область именуется в Польше).

В Верхней Силезии большинство населения составляли немцы. По проведенному среди них плебисциту эта область отходила к Германии. Но Горний Шленск — это мощный промышленный центр с шахтами, рудниками, заводами. Отдать его Германии? Да никогда в жизни!

И поляки Верхней Силезии трижды выходят на баррикады — в результате Антанта, скрепя сердце, передает большую часть этой территории Польше. Германия, конечно, затаила по этому поводу некоторую злобу, но в двадцатом году она была бессильна хоть как-то помешать полякам рвать ее территорию по-живому. «Еще не вечер» — так думали не только поляки относительно Тешина. Так думали и немцы по поводу Верхней Силезии, Западной Пруссии, Гданьска и Померании.

Конфликты по всему периметру польских границ к 1922 г. не погасли — они продолжали тлеть, ожидая своего часа.

* * *

Надо отметить, что поляки воевали со своими соседями по-взрослому — не щадя пленных и не испытывая приступов гнилого гуманизма к гражданскому населению. Особенно в этом плане они отличились летом и осенью 1920 г. на территории Белоруссии и Украины.

Ворвавшиеся на советскую территорию польские войска повели себя, как банда отмороженных бандитов и убийц — в считанные дни с них слетел весь тонкий налет европейской цивилизованности. У кого он был, конечно.

Как вспоминал ставший в 1930-е годы министром иностранных дел Ю. Бек: «В деревнях мы убивали всех поголовно и все сжигали при малейшем подозрении в неискренности. Я собственноручно работал прикладом».

По свидетельству представителя польской администрации на оккупированных территориях графа М. Коссаковско-го: «Бывший начальник штаба генерала Листовского, когда при нем рассказывали, как мозжили головы и выламывали конечности, нехотя отвечал: «пустяки». Я видел такой опыт: кому-то в распоротый живот зашили живого кота и бились об заклад, кто первый подохнет — человек или кот».

Особенно трагичной была судьба попавших в польский плен. По данным исследователя М.В. Филимошина, всего в 1919-1920 гг. в польском плену оказались 165 550 красноармейцев. Из них 83 500 погибли от голода и зверских пыток в польских концлагерях.

Современные польские историки пытаются существенно занизить это количество. Как правило, не учитывается, что далеко не все из пленных попадали в лагеря. Между тем вот что записал, к примеру, 22 июня 1920 г. в своем дневнике К. Свитальский, занимавший должность заместителя директора гражданской канцелярии Пилсудского: «Препятствием к деморализации большевистской армии путем дезертирства из нее и перехода на нашу сторону является ожесточенное и беспощадное уничтожение нашими солдатами пленных».

* * *

У польских историков после этого хватает совести упрекать Советский Союз в расстрелах польских офицеров в Катыни! Мало того, что этот трагический эпизод до конца неясен (вернее, совершенно ясно, что расстрелы поляков осуществили немцы) — лагеря советских военнопленных в Тухоле или Барановичах видели ужасы покровавей! Когда польские кавалеристы упражнялись в рубке военнопленных, когда расстреливали красноармейцев только для того, чтобы проверить, сколько человек пробьет винтовочная пуля — где были польские защитники прав человека? Или гибель наших пленных — это всего лишь прискорбный военный эпизод? Или кровь наших солдат — дождевая вода? Или красноармейцы — люди второго сорта, и их гибель не является горем для их семей?

Убийство безоружного пленного — это преступление, по всем законам, Божьим и человеческим. Когда польские уланы рубили головы красноармейцев, оказавшихся в их лагерях — о каком будущем для себя они думали? Поляки, расстрелявшие, зарубившие, замучившие голодом и болезнями десятки тысяч наших пленных в 1920-1921 гг. — какого отношения хотели к себе в 1939-м?

Уверен, что среди девяти тысяч расстрелянных в Катыни и Осташкове польских пленных офицеров были сотни (если не тысячи) участников убийств пленных красноармейцев в 11улавах, Стржалкове, Домбе. Когда солдаты звереют, а офицеры не смеют остановить (или даже одобряют) бойню, в которую превращаются военные действия, как можно спорить, кто зверствовал «за правое» или «за левое» дело?

Завершим нашу главу.

Вторая Речь Посполита к осени 1922 г. обрела четкие контуры государственных границ на европейской политической карте — вместе с этим она определилась с внутриполитическим режимом, с направленностью своей внешней политики и выработала свой собственный политический курс.

Который через семнадцать лет приведет ее к национальной катастрофе.