Кто проспал начало войны? - Олег Козинкин Страница 14

Также интересное объяснение ситуации с требованием «не поддаваться на провокации» дает в своих исследованиях Н. Стариков. Он объясняет, почему никто из правительства, включая самого Сталина, не выступил утром 22 июня с обращением к народу (выступил Молотов и только в 12.00). Почему нарком иностранных дел Молотов уклонялся от встречи с немецким послом раним утром 22 июня, когда нападение уже произошло, почему вообще слова «не поддаваться на провокации» были такими важными в то утро и какой они несли в себе смысл.

А связано это, прежде всего, с письмом Гитлера Сталину, доставленным в Москву 15 мая 1941 года личным самолетом Гитлера. За которое командование ПВО страны получило жестокое наказание от главы правительства СССР, «тирана» Сталина в виде «выговоров». Этим письмом Гитлер пытался дезинформировать Сталина в вопросе подготовки нападения, усыпить бдительность. Он писал Сталину, что в случае если отдельные его генералы, имеющие родственников в Англии и симпатизирующие Англии, попытаются устроить провокации в виде нападения на СССР, то Гитлер и просит считать эти нападения «отдельных генералов» именно провокацией, а не войной. Он просил не открывать ответный огонь, а связаться с Гитлером по известному Сталину каналу связи — мол, сам Гитлер с этими нерадивыми генералами и разберется. При этом вермахт получал бы некоторую фору при нападении: пока Сталин поймет, что на границе происходят не «провокации», а началась настоящая война, вермахт успеет получить и закрепить некое тактическое преимущество.

И действительно, в последней Директиве мирного времени, «Директиве № 1 от 21.06.41 г.» упор сделан именно на требовании «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». По воспоминаниям Жукова, уже после того, как началась война, и Тимошенко и Жуков ранним утром 22 июня в 4–30 утра в Кремле «доложили обстановку, И.В. Сталин недоумевающее сказал:

— Не провокация ли это немецких генералов?

— Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация… — ответил С.К Тимошенко.

— Если нужно организовать провокацию, — сказал И.В. Сталин, — то немецкие генералы бомбят и свои города… И подумав немного, продолжал: — Гитлер наверняка не знает об этом. Надо срочно позвонить в германское посольство, — обратился он к В.М. Молотову…»

Молотов отправился в немецкое посольство.

«Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов: — Германское правительство объявило нам войну.

Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза. Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшегося противника и задержать их дальнейшее продвижение.

— Не задержать, а уничтожить, — уточнил С.К Тимошенко.

— Давайте директиву, — сказал И.В. Сталин, — но чтобы наши войска, за исключением авиации, нигде пока не нарушали немецкую границу…

В 7 часов 15 минут 22 июня директива № 2 наркома обороны была передана в округа…»

Только после 7 часов утра, когда уже несколько часов шли бои на границе, пошла в западные округа «Директива № 2» от 22 июня, в которой приказывалось:

«1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу.

2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск.

Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить группировки его наземных войск.

Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100–150 км.

Разбомбить Кенигсберг и Мемель.

На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать.

ТИМОШЕНКО, МАЛЕНКОВ, ЖУКОВ».

ЦАМО РФ. Ф. 132а. On. 2642. Д. 41- Лл. 1,2. Машинопись, незаверенная копия….»

(Приводится по сборнику документов под редакцией А. Яковлева, А. Сахарова. М., 1998 г. «Россия. XX век. Документы. 1941 в 2-х книгах. Книга вторая»)

То есть вермахт действительно получил несколько часов форы — с 3–30 утра чуть не до 8.00, когда приказ «Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их…» поступил в войска на границе, и те должны были начать активные боевые действия.

Но дело в том, что даже ранним утром 22 июня Сталин продолжал делать все от него зависящее, чтобы остановить войну. До тех пор, пока наши войска не перешли границу с Германией ответным ударом, пока не вручены дипломатические ноты и война не объявлена официально, ситуацию все еще можно урегулировать. Боестолкновения на границе все еще можно назвать «провокацией отдельных немецких генералов, имеющих родственников в Англии», а потом ситуацию замять и перевести в дипломатические разборки. Вот почему Сталин вел себя именно так, почему пытался «связаться с Гитлером» и запрещал переходить границу с Германией. Именно поэтому Молотов выступил по радио только в 12 часов дня: выступление «всего лишь» наркома иностранных дел Молотова о начале войны еще можно было бы «аннулировать» последующим выступлением самого Вождя с сообщением о том, что «приграничные конфликты удалось остановить». Кроме прочего, в это же время Молотов пытался связаться с Германией через японское посольство, а заодно прозондировать Японию на предмет того, будет ли Япония вступать в войну на стороне Германии…

Однако не стоит думать, что Сталин так уж поверил «письму Гитлера» и серьезно считал начало войны «провокацией». Да, Сталин отрабатывал все дипломатические ухищрения, пытаясь не дать боестолкновениям на границе, которые все еще можно было перевести в разряд «мелких провокаций отдельных немецких генералов, забывших свой долг», разрастись в Большую Войну. Но именно Сталин сделал все от него зависящее в последнюю неделю перед 22 июня, чтобы Красная армия была приведена в боевую готовность и могла в случае «провокаций» дать достойный отпор врагу. И об этом подробнее будет сказано в следующих главах.

А пока посмотрим, как приводили в боевую готовность флот и что вообще представляют собой степени боевой готовности на флоте — «готовность № 2» и «№ 1». Рассмотрим эти вопросы по воспоминаниям наркома флота адмирала Н.Г. Кузнецова и члена Военного совета Черноморского флота дивизионного комиссара Н.М. Кулакова, который дает описание событий, происходивших в Севастополе перед 22 июня.