Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Владимир Липовецкий Страница 14

Часом позже колонисты увидели страшные результаты сражения. Мимо проезжали подводы с убитыми и ранеными. Кровь капала на пыльную дорогу. Солдат увозили с поля боя без повязок, без всякой медицинской помощи.

Выстрелы звучали все реже, теперь — уже где-то в лесу.

Поле боя опустело, и гатчинцы, осмелев, решили повторить вылазку. То, что они увидели, было ужасным. В нескольких метрах от них лежала лошадь, впряженная в санитарную двуколку. Брюхо ее было распорото взрывом гранаты. От вывалившихся кишок шел пар.

Рядом с лошадью уткнулся головой в землю санитар. На самой повозке, опрокинувшись навзничь, лежала с распростертыми руками сестра милосердия. Белая повязка и косынка с красным крестом без единого пятнышка. Зато пониже креста на лбу виднелась рана с запекшейся кровью.

Страшная эта повозка, трупы лошади, мужчины и женщины заставили детей оцепенеть, застыть на месте. Никогда их уже не покидало жуткое это видение.

Петя, схватившись за голову, кинулся в обратную сторону, но его догнал окрик Виктора Петкеля:

— Петро! Куда же ты?

И он, преодолев страх и ужас, вернулся.

Второпях, сам не зная зачем, он стал собирать вслед за друзьями патроны и гильзы. Подобрал и штык. Карман оказался дырявым, и он переложил патроны за пазуху.

— Казаки! — закричал Карпей.

Мальчики бросились врассыпную. Пете не хотелось получить нового «угощения» от казаков, и бежал он так быстро, что рубашка выскочила из штанов, и трофеи высыпались. Вернувшись в казарму, он с завистью смотрел на ребят, которым все же удалось кое-что донести.

Но радость и зависть были недолгими. Старшие колонисты все отобрали, пообещав в следующий раз задать порку.

Как стало потом известно, со стороны Красной Армии в бою участвовало чуть больше ста бойцов, кое-как вооруженных. Неравенство сил решило исход сражения в пользу белых, поддержанных казаками и чехословацкими мятежниками.

Начались казни и расправы.

…На обочине дороги, ведущей на Златоуст, стояла толпа горожан, согнанных казаками. Все замерли в предчувствии чего-то страшного.

— Зачем вы нас сюда привели? — кричали женщины.

— Зачем время зря отнимать? — вторили им мужчины.

— А вот погодите. Скоро увидите.

Показалось пыльное облако, а с ним — группа красноармейцев в окружении конвоиров. Пленные шли босиком, в изорванной одежде. На лицах кровоподтеки. Они остановились, понурив голову, и, кажется, были безучастны к своей судьбе. И только веснушчатый парнишка, увидев женщин, поднял голову. Возможно, кто-нибудь из них ему напомнил мать. Он нашел даже силы улыбнуться, надеясь на помощь или хотя бы сочувствие.

— Парнишку пощадите! Ведь он в сыновья вам годится, — закричали из толпы.

— Как бы не так! Он-то не щадил наших. Посмотрели бы, скольких из пулемета покосил.

Пленников отвели в сторону, и они потеряли последнюю надежду на помилование. Один из них, сжав пальцы в кулак, крикнул:

— Солдаты! Остановитесь! Вас заставляют убивать своих братьев…

Стоявший рядом есаул подскочил к нему, ударил шашкой по голове. Пленный упал, обливаясь кровью.

— Изверги! Душегубы! Кровопийцы! — кричали женщины.

Чувствуя, что еще минута — и толпу не сдержать, есаул махнул рукой. Раздался залп. Затем другой. Казаки вскочили на лошадей и ускакали.

Несколько колонистов стояли в толпе и видели все происшедшее. Один из них, Роберт Виллерт, не выдержал и упал в обморок. Мальчики побежали за водой, чтобы привести своего товарища в чувство.

Далеко увезли детей от родительского дома. Везли на восток, навстречу солнцу. Но черный день все еще продолжался.

Детская любознательность направлена решительно на все. На дурное и страшное в том числе. Зачем только послушался Петя Александров товарищей, когда они крикнули в окно:

— Петька, пойдем смотреть! Человека повезли вешать.

На этот раз ворота были открыты. Никто их не задержал.

Они побежали по лесной дороге, а затем спрятались за кустами акации. Отсюда было удобно наблюдать за происходящим, будучи самому незамеченным.

На широкой поляне возле дерева стояла группа людей. Среди них выделялись двое — офицер и человек в кожаной тужурке со связанными за спиной руками.

Эти двое о чем-то говорили. Но большое расстояние не позволяло мальчикам расслышать слова.

Между тем один из казаков, поддерживаемый товарищами, полез на дерево. Снизу ему бросили веревку с петлей на конце. Он ловко привязал ее к толстой ветке.

Хотя мальчики и знали, на что бежали смотреть, но в дальнейшее никак не могли поверить.

А люди там, под деревом, действовали быстро и неотвратимо, буднично и привычно. Они подвели к дереву двух лошадей и поставили рядом. А на спины их положили широкую доску.

Приговоренный к смерти молча наблюдал за приготовлениями, словно все это не имело к нему никакого отношения. Он не сопротивлялся, когда его сообща приподняли и поставили на доску. Стоял спокойно, будто ему предстоит всего лишь произнести речь.

Человек в кожанке и в самом деле начал говорить, кажется, не замечая, что казак, оседлавший ветку, надевает на его шею петлю.

Офицер расправил плеть и ударил одну из лошадей. Лошади рванули — и тело казненного закачалось на веревке.

Не разбирая дороги, через кусты и канавы дети побежали из страшного леса.

А ночью колонисты были разбужены набатом. Зарево большого пожара освещало стены комнаты. Занавесок на окнах не было, и отсветы мешали спать.

Наутро после завтрака Петя и Леночка пошли смотреть на пылавший посреди города завод. Он был подожжен кем-то очень умело, одновременно со всех сторон. В Гатчине им не раз приходилось видеть пожары. Деревянные дома горели довольно часто. Но набатный призыв собирал всегда много народу. Бежали кто с чем. Каждый включался в работу. Стихия объединяла. Здесь же, кроме зевак и детей, никого не было. Только и делали, что гадали о причинах пожара. А браться за тушение словно боялись. И пламя свободно делало свое дело.

Казалось, большой этот завод горит с согласия всех жителей города.

Белые заняли Миасс…