Путь слез - Дэвид Бейкер Страница 14

– Сию минуту. Я только соберусь, и сможем отправиться к аббату.

Священник начал потеть, и бросил взгляд, впервые за все время, в спальню Марты. Он отвернулся и прямо перед собой увидел широкие глаза Карла и фрау Анки в дверной щели. Священник ринулся к двери и захлопнул ее, потом схватил Вила за уши и оттащил его в дальний угол комнаты.

Вил притворно ухмыльнулся. «Права была фрау Эмма, – подумал он. – Мы ничуть не лучше своих тайн».

Пий перевел дыхание и быстро успокоил себя. Он выпустил ухо мальчика и навел на себя важность.

– Так, отрок, – решительно произнес он, – хотелось бы мне узнать, что ты возомнил, будто бы что-то видел. Как-никак, Святое Писание говорит нам не лжесвидетельствовать против ближнего. – Пий покровительственно сложил на груди руки. – Правду сказать, отрок, я уверен, что ты не причастен к несчастью с Анселем. Однако ж, мне хочется узнать твои мысли о делах иных, ибо негоже тебе прожить жизнь с некоторым заблуждением.

Он слабо улыбнулся, но его выдала капелька пота на верхней губе. Священник уселся на скамье, якобы для создания располагающей обстановки, и положил потные руки себе на колени.

– Давай, устраивайся рядом и поделись своими мыслями, и я помолюсь, чтобы Господь исцелил сей день.

Расхрабрившись от увиденного во враге страха, Вил наклонился вперед и уткнулся носом чуть ли не в самое лицо священнику.

– С того самого дня, как ты отправил моего отца служить епитимию, священник, ты оказывал моей матери неподобающее расположение.

Лик священника вытянулся и удалился от лица мальчика.

– Разумеется, – с запинкой сказал он. – Неужто я должен был покинуть семью столь послушного служителя, как твой отец? Пекарня – дело нелегкое и подмастерья недостаточно, а вы в это время обучались по благоволенью аббата, соблюдающего древние обеты. Ваша бедная мать очень нуждалась в заботе, и…

– Довольно, – отрезал Вил. – Довольно. Моя мать не нуждалась в твоей заботе в постели.

Священник подскочил. Он стал метаться по комнате, ломая руки.

– Это ложь. Это подлая ложь. Ты неблагодарный, лживый щенок. Сын са…

– Я не лгу. А вот как ты смеешь называть себя священником? Служителем Божьим? – начал нападать Вил. – Ты служишь только себе самому. Ты ничто, ты дикий боров, шныряющий, где бы украсть. Ты притворствовал, будто исполняешь обязанности священника, но только и думал, как снискать благоволение матушки. Сомневаюсь я, что отец самовольно ушел тогда. Мне говорили…

– Твоя мать, усталая одинокая женщина, томилась по доброму слову и руке помощи. Аббат задумал быстрее окончить ваше ученье, дабы вы больше помогали в пекарне. Это я спас вас. Я! И твоя мать благодарила меня за помощь. Я отрицаю твои обвинения, парень, отрицаю, слышишь!

Вил потерял терпение и со всей злости ударил мужчину прямо в нос, с криком повалив его на пол. Вспыхнувшая голубизна его глаз обжигала, губы налились багровой яростью, а светлая кожа покрылась алыми пятнами. Он метнулся к постели и утопил правую руку глубоко в солому, пока пальцы не нащупали мохнатую рукоять кинжала.

Пий безуспешно пытался подняться на ноги, из его носа текла кровь. Но прежде чем неповоротливый священник смог встать, Вил снова сшиб его на пол лихим ударом по голове. Глаза мужчины слегка закатились, и он всей тяжестью рухнул назад. Юноша накинулся на сбитого врага и обоими коленями надавил ему на грудь. Он приложил лезвие кинжала к складкам жира на горле Пия и прорычал:

– Богохульник! Враг Господень. Лжец! Признавай свое преступление или готовься к встрече с такими же, как ты демонами в преисподней!

Священник лежал без движения, широко раскрыв от страха глаза. Не в силах вымолвить ни слова от испуга, он беспомощно ждал, пока разгневанный мальчик держал его жизнь на волоске. Вил колебался, затем надавил на кинжал сильнее, пустив тонкую струю крови. Юноша ближе наклонился к лицу священника и прошипел:

– Скажи мне, покойник, скажи мне истину. Я хочу услышать ее из твоих поганых уст.

Пий затрепетал и слегка кивнул, боясь пошевелиться. Он хрипло прошептал:

– Да, да. Я согрешил, согрешил.

Глаза священника наполнились слезами, и он стал просить пощады.

Мальчик не мог решиться, оказавшись между страстной жаждой перерезать врагу горло и невыразимым порывом поручить возмездие рукам Иного. Проворчав, он поднялся на ноги.

– На ноги, ты, свинья. Мне бы впору заставить тебя целовать мою руку за явленную к тебе милость.

Побелевший и трясущийся Пий поднялся на ноги.

– Вильгельм, я заверяю тебя, что такого больше никогда не произойдет…

Вил наклонился к нему.

– Немудрено. Мать-то лежат при смерти у тебя за спиной!

Святой отец робко прищурился, заглянув в сумрачный проем, и кивнул. Рукавом он промокнул кровь с шеи и скомкал полы своей рясы, чтобы приложить к кровоточащему носу.

– Твоя мать всегда была красавицей. Она была так одинока, и я лишь хотел…

Вспыхнувший взгляд Вила напомнил Пию, сколь шатким оставалось его положение, и он сменил тему. Священник отряхнул рясу и собрался с мыслями.

– Однако, сын мой, ты осознаешь, что раскрой я аббату твое ночное посещение монастыря, он, несомненно, поверит мне. Я прослужил сему приходу чуть ли не двадцать лет, честно собирал десятины и был достойным примером. По всей окрестности меня знают как священника достойного и благочестивого. А если станешь обвинять меня, то сомневаюсь, что кто-то поверит тебе, злому деревенскому мальцу, настигнутому в проступке.

Не по годам смышленый юнец смекнул, что рискует тут же все потерять. Не смотря на искреннее благоволение большинства монахов, каждый из них засвидетельствует о его тревожной, и даже подозрительной натуре. Верно, никто не сможет, и не станет рьяно защищать его или заверять аббата, что он – честный малый. Напротив, он опасался, что все смиренно склонятся пред обвинительным решением. Размышляя о своей судьбе, Вил также не забывал, что в такой ответственный момент Пий не должен увидеть в нем ни малейшей слабости духа.

– Вот что я скажу тебе, Пий, – Вил осмотрительно взвешивал слова. – Каждому из нас есть что терять. Но мне ни капельки не жаль, если меня выпорют, или вздернут, или даже отправят на болота. Я готов вынести все, лишь бы знать, что ты, по меньшей мере, проведешь жалкий остаток дней под всеобщим сомнением. Священник вел игру не менее искусно, однако, его встревожило зерно истины, оброненное отчаявшемся юношей. «И то правда, – подумал он, – что терять этому простаку? Чего стоит его презренная жизнь? И хотя его обвинения непременно отклонят, он правду говорит: аббатство поставит меня под сомнение, как и весь Майнц. Это меня уничтожит».

– Хорошо сказано, юный друг, – задумчиво ответил Пий. – Вот уж поистине хорошо сказано.

Скорбный вздох его вышел очень правдоподобным.