Малинче - Лаура Эскивель Страница 14

Точно так же обстояло дело и с именами индейских женщин, которых ему вручали местные вожди и главы знатных родов с первого дня пребывания на этих землях. Кортес выбирал для своих наложниц самые простые имена, к которым не надо было долго привыкать. Впрочем, эти воспоминания не помешали ему сейчас следить за ходом мессы, предшествовавшей обряду крещения. Его не могло не тронуть то, с каким неподдельным почтением и интересом отнеслись к мессе все собравшиеся индейцы, несмотря на то что весь ритуал был для них внове. Единственное, чего не знал Кортес, — это того, что для индейцев смена имени или образа кого-либо из их богов не представляла сложности. Каждый из богов имел на их языке даже не два и не три, а гораздо больше имен и изображался в разных обличьях. И то, что на пирамиде, где всегда возвышались древние идолы, сегодня было водружено изображение испанской непорочной Девы, ничуть не оскорбило религиозных чувств индейцев и не вошло в противоречие с их представлениями об устройстве мира людей и мира, где обитают боги.

Кортес, который провел немало времени в католических храмах, исполняя обязанности церковного служки, никогда еще не видел, чтобы от собравшейся на проповедь толпы исходило такое ощутимое сияние веры и религиозной убежденности. Этот единый порыв навел его на мысль о том, что если наставить этих индейцев на путь истинной веры, отвратить их от поклонения ложным богам, то этот народ будет способен на великие деяния и чудеса. Такие размышления подвели его к честолюбивому выводу, который напрашивался сам собой: быть может, это и есть его истинное предназначение. Быть может, именно ему и суждено спасти эти заблудшие души, вырвать их из сумеречного существования и наполнить их жизнь светом истинной веры. Это он, Эрнан Кортес, должен покончить с поклонением истуканам и с омерзительным обычаем человеческих жертвоприношений. Естественно, для этого ему потребуются власть и полномочия, а чтобы их иметь, он просто обречен на противостояние и борьбу с могущественной империей Моктесумы. Кортес молился горячо, всей душой, всем сердцем; он умолял Деву Марию, чтобы та помогла ему одержать верх над императором индейцев и добиться успеха в задуманном деле. Он был человеком истинной веры. Вера его возвышала, возносила над миром, над временем и пространством. И именно в тот миг, когда он умолял Деву Марию о помощи, его взгляд встретился со взглядом Малиналли. Словно искра вспыхнула, осветив глаза испанца и индейской девушки. Этот всплеск первородного огня объединил их в едином желании. Малиналли поняла, что именно этот мужчина может защитить ее; Кортес же почувствовал, что только эта женщина сможет помочь ему. Лишь родная мать была бы способна сделать для него то, что дано было этой незнакомой женщине. Ни он, ни она не знали, откуда возникло в их душах это чувство, но оно вспыхнуло, и они его приняли. Быть может, причиной тому была сама месса, запах благовоний, свечи, песнопения, слова молитвы, однако оба в этот миг мысленно перенеслись в то время, когда души их были еще чисты и невинны: каждый вспомнил о своем детстве.

Малиналли почувствовала, как ее сердце загорается светлым пламенем, согретое морем свечей, которые испанцы поставили там, где раньше находился храм, посвященный древним богам ее народа. Раньше ей никогда не доводилось видеть свечей: она имела дело с факелами, жаровнями-светильниками, но свечи увидела впервые лишь с появлением испанцев. Малиналли была покорена волшебным светом этих крохотных огоньков. Свечи были небольшие, их пламя казалось зыбким и трепетало от любого движения воздуха, но при этом они давали гораздо больше света, чем любой факел. Малиналли мысленно заговорила с богом огня, который отвечал ей множеством негромких, но отчетливых и звонких голосов — язычками пламени испанских свечей. Отражение этого света Малиналли с замирающим сердцем увидела в глазах Кортеса. Он тоже поймал ее взгляд. Вера и молитва возвышали его над миром, но глаза этой молодой индейской девушки вернули его обратно к реальности, к телесности, к желанию… Он не хотел, чтобы блеск в глазах Малиналли отвлек его от мысли о грядущих свершениях. В этот день во время мессы — обряда, к которому Кортес всегда относился с глубочайшим уважением, — в день начала нового похода, что вызывало в его душе не меньшее почтение, он не мог себе позволить нарушить одну из основных заповедей тех, кто уходил покорять земли Нового Света: никому из них не дозволялось брать себе в жены женщин из покоренных или покоряемых народов. Но влечение Кортеса к женщинам было непреодолимым. Ему стоило огромных усилий сдерживать свои инстинкты, чтобы уйти от искушения. Он решил передать эту женщину в услужение благородному дворянину Алонсо Эрнандесу Портокарреро, который сопровождал его во всех предприятиях еще на Кубе и с которым Кортес не желал ссориться ни при каких обстоятельствах. Подарить ему эту рабыню, эту служанку из местных было своего рода знаком расположения со стороны Кортеса к своему соратнику. Малиналли выделялась из толпы рабынь. Она отличалась от них всем — походкой, манерой держаться, открытостью и уверенностью во взгляде.

Сердце Малиналли радостно забилось, когда она узнала о решении Кортеса. Это событие было для нее добрым знаком — знаком, которого она ждала столько лет. Если Кортес, который, как она уже поняла, был главным среди чужеземцев, приказывал ей прислуживать этому господину, походившему на уважаемого тлатоани — чиновника или главу рода, — то он явно увидел в ней что-то хорошее. Конечно, в глубине души Малиналли хотелось бы стать служанкой самого Кортеса — главного господина, но она не жаловалась — ни про себя, ни вслух. Она поняла, что сумела произвести на чужеземного господина выгодное впечатление, а весь ее горький опыт подсказывал: это главное условие для того, чтобы новый хозяин не превратил жизнь служанки в настоящий кошмар.

Портокарреро обрадовался решению Кортеса. Ему приглянулась Малиналли, эта красивая и, похоже, сообразительная женщина-девочка. В глазах ее горели гордость и достоинство, и тем не менее она явно была готова делать любую работу и исполнять распоряжения. Первым делом ей было приказано разжечь огонь и приготовить еду для нового хозяина. Малиналли тотчас же принялась за работу. Она подыскала подходящие ветки окоте — мексиканской сосны, древесина которой пропитана смолой и потому как нельзя лучше подходит для того, чтобы разжечь в очаге огонь. Ветки она сложила в виде креста Кетцалькоатля, что являлось обязательным шагом в ритуале разжигания огня. Затем она взяла длинную сухую палочку и принялась тереть ею смолистый кусок сосны. Малиналли умела задобрить бога огня и разжечь костер, пожалуй, лучше любой другой женщины ее народа. Обычно пламя начинало плясать под ее руками почти мгновенно. К ее величайшему изумлению, на этот раз дело шло гораздо труднее, чем обычно. Неужели бог огня рассердился на нее? Крест Кетцалькоатля упорно отказывался гореть. Малиналли не переставала спрашивать себя, почему так получается. Может, она чем-то прогневала Великого Господина Кетцалькоатля? Но чем же? Она ни на мгновение не отреклась от него, напротив, в церемонии крещения и наречения новым именем она участвовала в его честь, приветствуя предстоящее явление Великого Господина в новом обличье. Она ведь сразу поняла, сразу почувствовала значение всего происходящего. Войдя в храм, где испанский священник должен был прочесть проповедь новообращенным, Малиналли тотчас же с замиранием сердца увидела, что по центру алтаря стоит крест — непреходящий символ Великого Господина Кетцалькоатля. Как бы ни уверяли испанцы, будто этот крест является символом их собственного бога, ничто не могло поколебать уверенность Малиналли в том, что она участвовала в ритуале, посвященном высшему божеству из ее пантеона. Сердце ее преисполнилось радости и почтения. Она была счастлива, что ей ни на мгновение, ни на йоту не пришлось отступить от своей веры. И все же… сосна окоте отказывалась загораться, и для Малиналли это было дурным предзнаменованием. Взволнованная и расстроенная, она даже вспотела. Чтобы облегчить себе задачу, она решила поискать сухой травы. Для этого ей пришлось пересечь огороженное поле, где паслись лошади. Подойдя к этим прекрасным животным, Малиналли остановилась. Она мгновенно разыскала в табуне того коня, который не сводил с нее глаз во время обряда крещения. Конь тоже узнал ее и подошел ближе. Женщина и конь смотрели в глаза друг другу. Это были волшебные мгновения — мгновения взаимного восхищения и признания. Среди всего необычного, что привезли с собой чужеземцы, внимание Малиналли больше всего привлекали лошади. Никогда раньше она не видела столь прекрасных, столь гармоничных животных. Они покорили ее с первой встречи. Первыми словами, которые Малиналли выучила по-испански после слова «Бог», были «конь» и «лошадь».