Ярослав Мудрый и его тайны - Станислав Чернявский Страница 14

Никто не требует от историка абсолютной и рассудочной беспристрастности. Есть поступки политических деятелей, которые могут быть безоговорочно симпатичны или омерзительны. От человеческих эмоций отказаться невозможно. Однако важно и другое: никогда не верить на слово, подвергать всё сомнению и уж в особенности – не преклоняться перед авторитетом «Богом данных» правителей. Иначе современный историк сам себя низводит до состояния холопствующего средневекового монаха-летописца и может разве что утешиться мантрами о любви к Богу, царю и Отечеству. Хотя такая любовь приносит нашей Родине только вред. Во всяком случае, в современном информационном и конкурентном мире.

* * *

Вернемся к новгородскому мятежу против Владимира Красное Солнышко. Называя вещи своими именами, Ярослав предал ненавистного отца, который изнасиловал его мать и перебил дядьев – одного стрыя и по меньшей мере двух уев. Стрый, если кто-то позабыл, – дядя с отцовской стороны. Кто такой уй, мы уже говорили.

Повторимся в сотый раз: семейство русских князей не менее отвратительно, чем отродье какого-нибудь короля Хлодвига у франков. Перед нами изуверы, поведение которых не вписывается в нормы современной морали. И.Я. Фроянов объяснил поступки наших предков древними языческими обычаями, но согласимся, что эти обычаи неприятны с точки зрения современного человека. Владимир «Святой» и Ярослав «Мудрый» не вызывают симпатии. Но не лучше их – польский князь Болеслав Храбрый (он же Толстый), вереница Меровингов, Карл «Великий», германские Оттоны… То есть мы ни в коем случае не стремимся показать дикость и непривлекательность русских правителей по сравнению с лидерами других стран. Хороши все. Причины поведения – во многом из-за социальных и этнических изменений, происходивших в разное время в Польше и Германии, на Руси или во Франкии. Из племен складываются государства, другие общности распадаются на племена, третьи мучительно экспериментируют, ища для себя приемлемую модель, когда на основе племенных герцогств создается феодальный социум…

И вновь вернемся к отечественным событиям. Оговоримся: нижеследующий текст – лишь гипотеза, составленная на основе синтеза русских источников и одной польской хроники.

Древнерусская гривна новгородского типа

Можно считать, что перед вами, читатель, – экспериментальная попытка взглянуть на короткий отрезок древнерусской истории с неожиданной стороны. Впрочем, до нас это уже пытались сделать добросовестные (и не очень) историки. Итак…

Русского летописца дополняет польский хронист XV века Ян Длугош. Иногда он путает или искажает факты, но в данном случае его текст не слишком отличается от версии Повести временных лет. Нижеследующие события, например, изложены под 1005 годом. Желающие могут ознакомиться с ними в Книге 2 «Анналов» в разделе с пространным названием: «После того как Владимир, князь Руси, разделил княжество между сыновьями, против него восстаёт сын Ярослав; с горя он умирает, а мятежного сына поражают братья Борис и Святополк; затем Святополк приказывает убить двух братьев ради овладения властью». Пользуемся переводом И.М. Дьяконова, самым свежим на сегодняшний день. К сожалению, объем книги и ее сюжет мешают нам высказать признательность этому ученому за то, что он делает для современной науки, переводя научные хроники и тем самым вводя их в научный оборот. Для современной России с коррумпированными чиновниками и отсутствием государственного интереса к разработке перспективных научных проблем, в том числе тех, которые принесут пользу для нашего государства, работа Дьяконова не просто ценна, она граничит с научным подвижничеством. Но это никому не интересно, и пусть сказанное останется репликой, забытой в потоке научной, популярной, беллетристической макулатуры.

Так что же Длугош? Ошибки у польского анналиста есть, есть уточнения и какие-то факты, которых мы не знаем из русских исторических источников. Возможно, ученый поляк свободно говорит то, что запрещалось русскому летописцу. О чем же он говорит?

Для дилетанта это – сенсации, для схоласта – пустой звук, но попробуем разобраться.

В сочинении Длугоша «Анналы, или Хроники славного королевства Польши» отмечается, что трое младших сыновей Владимира находятся в Берестове с отцом. Это Станислав, Позвизд и Судислав. Не совсем точно. Первые двое уже получили уделы; значит, при Владимире находился один Судислав.

Ярослав же «тяготился», будучи отрешен от Киевского княжества. Он находился в Ростове, по версии Длугоша. Опять неверно, Ярослав получил Новгород. Но не пытался ли он захватить (или сохранить) Ростов вопреки решению отца? Например, Фроянов так и посчитал. По его мнению, Ростов – «пригород» Новгорода и в более позднее время, в 20-х годах XI века. Во времена «мятежа волхвов», о котором мы еще расскажем. Вывод спорный, но не об этом сейчас речь. Не будем мучить читателя, погружая в бездну противоречивых гипотез.

Нас ведет карьера Ярослава, и тут возникают вопросы. Стало быть, Владимир отрешил своего сына-хромоножку от золотого стола.

Но всё-таки вызывает определенное сомнение пассаж Яна Длугоша о том, что Ярослава лишили права занять когда-нибудь киевский стол. Верно ли трактует события летопись?

Хотя как сказать… Ярослав был уродом. По понятиям тогдашнего полуязыческого русского общества это – достаточное основание, чтобы отрешить от великого княжения. А если убогий накличет беду на общину из-за своего недуга?

Возможно, так мыслили киевляне? Но нет, не совсем. Новгородское княжение – трамплин к княжению киевскому. Его уродец Ярослав всё же занял. Следовательно, поссорился с отцом из-за чего-то другого. Может, из-за Ростова? Владимир отобрал эту волость, оставив за Ярославом лишь Новгород. Ярослав перестал платить дань Киеву, так как потерял значительную часть доходов. Владимир задумал передать стол киевский Борису, не вспомнив о своем племяннике Святополке. Но это не устроило киевлян. Они не хотели ни молодого Бориса, ни уродливого Ярослава.

Перед нами отличные темы для русского фэнтези, которое может превзойти по тиражу в рамках реального мира «Хроники Амбера». Только версии поведения князей будут основаны не на кокаиновых трипах Роджера Желязны, а на исторических гипотезах а-ля Анджей Поппэ, сделанных в трезвом уме и твердой памяти… хотя первое и второе, увы, иногда легко перепутать.

А вот новгородцы не думали о подобных продвинутых вещах и просто оказали поддержку хромому князю. Собрали войско, присягнули.

Ярослав с этой ратью внезапно подступил к Киеву и занял город обманом: киевляне «верили, что он пришел с миром». Мудрый, как пишет Длугош, «занимает крепость и завладевает отцовской казной».

Сам Владимир находится в Берестове, и его мятежный сын туда не сунулся, что как будто подтверждает версию Фроянова: Берестово – не простое сельцо, а мощная княжеская резиденция.

Владимир, «очень горько» переживая мятеж сына, «собирает войска из всех княжеств». Во главе племенных ополчений встают его сыновья – видимо, это Позвизд, Борис, Глеб и Святослав Древлянский. Собрать такую армию без огласки невозможно. Ярослав узнает о приготовлениях отца и в свою очередь нанимает варягов и печенегов (грубо говоря, это одна из ветвей туркмен; вернее, туркмены – одна из ветвей дерева, от которого отделились и они, и печенеги, и турки-сельджуки, и еще многие племена). Про сотрудничество Ярослава с варягами мы знаем из летописных статей. Правда, Повесть временных лет в этом месте подозрительно лаконична. В статье под 1015 годом есть запись: «Хотел Владимир идти на Ярослава; Ярослав же, послав за море, привел варягов».