Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады - Валерия Ободзинская Страница 14

– А знаешь… – Валеру понесло. – Не хочешь – не приходи! Что я тебя уговариваю…

Отец кривовато улыбнулся так, что приподнялся лишь левый уголок губ, и вернулся на кухню. Дверь тихо закрылась.

Валера выскочил на улицу. Нести ответственность! А сам семью прокормить как полагается не может!

Ветер бродил по городу, распространяя дыхание моря и весны, а солнце сонно отражалось в каплях росы на перистых листьях акаций и каштанов. Дворники уже намахались метлами, и на улицы осторожно выползли собаки, скромно заглядывая в урны в поисках завтрака. Одесситы стучали каблуками по разбитым тротуарам, звенели заполненные трамваи, открывались форточки, и все разговоры, споры, шутки сливались в один многоголосый гул. Так же, как у самого синего моря, шипел и пенился прибой, бурлил, кипел и здравствовал любимый Валерой южный город.

Валера шагал по улице Петра Великого, которую по-прежнему все называли Дворянской, слушал какофонию скрипки, трубы и контрабаса, доносившуюся из репетиториев музыкального училища, и понемногу оттаивал. Обида тонула и растворялась в таком родном одесском шуме. Валера запрыгнул на хвост проходящего трамвая и так доехал до Подбельского, где ждал Вилька:

– Уже куча народа переломалась, соскакивая с трамвая на бегу!

Валера беспечно махнул рукой:

– А вот мне ничего не будет. Как с гуся вода.

Мальчишки прошли мимо фонтана, построенного на обломках Спасо-Преображенского собора, и зашагали к Дерибасовской.

– Мандражируешь? – заметил Вилька натянутое настроение друга.

– Нормально, – замял разговор Валера. Выступать было не впервой, но объяснять, почему он не ликует от того, что сегодня станет настоящим артистом, не хотелось. Мысли снова вернулись к ссоре с родителями.

– Интересно, как они выглядят, да? Во что одеты? – ворвался в размышления голос Вильки.

– Кто? – недоуменно посмотрел на друга Валера.

– Ну, враги. Вчера ж с ними и разговаривать нельзя было! Это сегодня – дружба и братство.

– А завтра туристы повалят толпой, – хмуро поддакнул Валера. – Вон уже моряков иностранных понаехало. На днях девчонок со швейного к ним возили. Морякам танцевать хочется, а не с кем. Ну и оделись девчонки, кто во что горазд. Без слез не взглянешь, но при этом каждая!.. каждая в газовой косыночке.

– Да ладно тебе… Не завидуй! – весело возразил Вилька. – Нам повезло! В Одессе живем! Другим такая жизнь не снилась. Ты свитер у моряка выменял, я пластинку Рей Чарльза купил. В каком городе сыщешь Рей Чарльза? Или плакатик твой?

– Ну да… ну да, – ерничал Валера. – А теперь, как иностранцы приехали, еще круче заживем. Заходишь в магазин, а там тебе какие хочешь рубахи, штаны, жвачки, пластинки. Вон как китобои жить будем!

И Валера толкнул Вильку в бок, показывая на ресторан «Волна». Даже с улицы видны были расписные потолки, по-царски шикарные люстры и крепкие простоватые мужики, одетые, как биндюжники, но вкушающие водочку из хрустальных рюмок.

Вилька сарказм принял за чистую монету:

– Вот! Точно! А ты говорил Советский Союз! А помнишь, как ты для них пел? – загорелся он воспоминаниями. – Зал битком! На полу, на подоконниках сидят, дышать нечем! Принимали на стон, как знаменитого гастролера.

Валере запомнилось иначе: шумная, слегка подвыпившая толпа, с радостной угрозой требующая петь про героев.

За разговорами подошли к Ласточкиному спуску. Над лестницей с обеих сторон раскинулись деревья с увесистыми кронами. Возле арочного выступа портового клуба их ждали. Шумная компания: Мила из драмкружка с незнакомой девчонкой, талантливый гитарист Шурик Гоцман, выступающий в одном номере с Валерой, трубач Маратик и светловолосый паренек лет тринадцати.

– Цуна! – раздался сиплый голос Шурика. – Давай к нам!

Шурик Гоцман давно окончил школу, работал на заводе, а свободное время проводил в портклубе. С Валерой сошелся на почве любви к иностранным пластинкам.

– Готов, Карузо? Покорим сегодня европейских дам?

Шурик любил развлекать девчонок, когда бродил по переулкам с гитарой или устраивал концерты в скверах. При этом шутил, что никогда не женится. Ведь придется жениться на большей половине человечества.

– Кваску надо… для настроения, – подмигнул Валера Миле с подругой.

Шурик окинул хозяйским взглядом компанию и выделил слабое звено:

– Юное дарование, сгоняй за кваском, – обратился Шурик к светловолосому парнишке, отваливая мелочь из кармана, Валере почему-то понравилось, что паренек дедовщину не принял, а выдвинул встречное предложение:

– Может, вместе пойдем в порт? Там и попьем, да и делегаты скоро появятся.

– Да, пойдем! Протиснуться поближе еще нужно! – оживились девчонки.

Недобро зыркнув на юное дарование, посмевшее возразить, Шурик снисходительно улыбнулся девушкам:

– Публика требует, – и вопросительно взглянул на Валеру. Со всеми Шура Гоцман держался раскованно, даже панибратски, зачастую скатываясь в покровительственный тон. Только не с Валерой. Им он искренне восхищался. Уважал. Общее увлечение музыкой тоже сближало.

– Ладно, – широко улыбнулся Валера, – только давайте познакомимся. – Он заметил заинтересованные взгляды, которые бросала украдкой подруга Милы. Не то чтобы он, как Шурик, млел от любого знака женского внимания, но льстило, что понравился кому-то просто так. Не потому, что поет.

– Валерий Ободзинский, – захотелось звучать солидно и взросло, но природная легкость взяла верх, и к серьезному тону прибавились обаятельная улыбка и шутливый полупоклон.

– Константин, – неожиданно представился белобрысый парнишка с таким же полупоклоном. Все понимали, с кем знакомился Валера, и веселая бойкость юного дарования заставила компанию рассмеяться. Когда хохот немного утих, девушка, что пришла с Милой, смущенно повернулась к Валере и сказала:

– Марина. Я из Ярославля.

Валера подмигнул ей, все двинулись к морю.

Сегодня оно отливало изумрудом, бережно поднося корабли с делегатами к пристани. Благоухали расставленные в огромных вазонах цветы. С открытых веранд доносились шутки и хохот. Возбуждение передавалось от одного к другому, превращаясь в возгласы нетерпения и комментарии происходящего. Молодежь в карнавальных костюмах и масках, с шарами и плакатами теснилась у причала.

Маратик гордо поднял указательный палец вверх:

– Одесситы первыми увидят делегатов!

– Ну… через пару дней посадим на поезд и, как говорится, ауфидерзейн! – не так восторженно отозвался Шурик. – Основной праздник пройдет в столице.

Девчонки в разговоре почти не участвовали. Мила нервно пританцовывала, стискивая руки перед грудью:

– Представляете! Мы их сейчас увидим!

– Точно! Смотрите! – поддержал Костя. Первый корабль причаливал к берегу, и можно стало различить людей на палубе, размахивающих руками.