Исследование истории. Том I - Арнольд Тойнби Страница 137

В других греческих городах-государствах процесс урегулирования проходил гораздо менее гармонично. Коринф испытал на себе продолжительную, а Сиракузы — неоднократно возобновлявшуюся диктатуру. Жестокость stasis’а на Керкире обессмертил на страницах своей «Истории» Фукидид.

В заключение мы можем взять случай Рима, негреческой общины, которая была вовлечена в эллинский мир в результате географической экспансии эллинской цивилизации в течение 725-525 гг. до н. э. Лишь после своего культурного обращения Рим вступил на путь экономического и политического развития, который был обычным путем для эллинских и эллинизированных городов-государств. В результате в этой главе [истории] Рим прошел все стадии за промежуток времени примерно в 150 лет после соответствующей даты в истории Афин. За данный промежуток времени Рим поплатился наказанием в виде резкого и бедственного stasis’а между патрицианскими сторонниками монополии власти по праву рождения и плебейскими претендентами на власть по праву богатства и численности ^[586]. Этот римский stasis, продолжавшийся с V по III в. до н. э., тянулся так долго, что плебс несколько раз откалывался от народа, совершая настоящий, географический уход и надолго учреждая плебейское антигосударство — полностью со всеми его институтами, собраниями и должностными лицами — внутри законной Республики. Лишь благодаря внешнему давлению римскому искусству государственного управления удалось в 287 г. до н. э. справиться с этим конституционным извращением, приведя государство и антигосударство в действующее политическое единство. После последовавших 150 лет победоносного империализма временный характер урегулирования 287 г. до н. э. быстро открылся. Необожженная амальгама патрицианских и плебейских институтов, которые были приняты римлянами в качестве их обветшалой конституции, оказалась настолько негодным политическим инструментом для достижения нового социального урегулирования, что интенсивная и бесплодная деятельность Гракхов открыла следующий тур stasis’а (131-31 гг. до н. э.), еще хуже первого. Насей раз, после столетия самоистязаний, Римская республика подчинилась долговременной диктатуре. А поскольку к этому времени римские армии завершили завоевание эллинского мира, римские тирании Августа и его преемников мимоходом создали для эллинского общества его универсальное государство.

Упорная неспособность римлян справиться со своими внутренними проблемами представляет собой резкую противоположность их непревзойденному умению совершать, поддерживать и организовывать свои внешние завоевания. Следует отметить, что афиняне, которые не имели себе равных в деле изгнания stasis’а из своей внутренней политики, замечательным образом не сумели создать в V в. до н. э. уже тогда крайне необходимый международный порядок, который римлянам удалось кое-как установить лишь 400 лет спустя.

Эта международная задача, с которой не справились афиняне, была второй из двух проблем урегулирования, поставленных солоновской революцией. Препятствием на пути создания международной политической безопасности, требовавшейся для эллинской международной торговли, явился унаследованный политический институт полисной независимости. С начала V в. до н. э. вся эллинская политическая история — это история попыток преодоления независимости полиса и того сопротивления, которое эти попытки вызывали. Еще до конца V в. до н. э. упорство сопротивления этим попыткам привело эллинскую цивилизацию к надлому. Хотя эта проблема была наконец решена Римом, это не было сделано вовремя, чтобы предотвратить эллинское общество от распада и окончательного развала. Идеальное решение проблемы можно было найти в неизменном ограничении независимости городов-государств на основе добровольного соглашения между ними. К несчастью, наиболее выдающейся из подобных попыток, Делосскому союзу ^[587], созданному Афинами и их эгейскими союзниками в ходе победоносного контрнаступления на персов, был нанесен ущерб навязыванием прежней эллинской традиции гегемонии — эксплуатации членов принудительного союза его лидером. Делосский союз стал Афинской империей, а Афинская империя вызвала Пелопоннесскую войну. Четыреста лет спустя Рим преуспел там, где Афины потерпели неудачу. Однако бич, которым афинский империализм наказывал свой маленький мир, оказался скорпионами ^[588], которыми римский империализм наказывал гораздо более пространные эллинское и эллинизированное общества в течение двух столетий, последовавших за войной с Ганнибалом и предшествовавших установлению мира при Августе.

* * *

Воздействие местничества на западно-христианскую Церковь

Если эллинское общество надломилось в результате неудачи вовремя преодолеть свои традиционные местные интересы, то западному обществу не удалось (с последствиями, еще ожидающими нас в будущем) утвердить общественное единство, которое было, возможно, наиболее драгоценной частью его первоначального вклада. Во время перехода от средневековой к современной главе западной истории одним из наиболее значительных выражений текущих социальных перемен был подъем местничества. В наше время совсем не легко рассматривать это изменение бесстрастно, учитывая все то зло, которое оно принесло нам, когда стало анахроничным пережитком. Однако мы можем видеть, что было много доводов в пользу отказа от нашего средневекового экуменизма 500 лет назад. Ибо, несмотря на его нравственное величие, он был тенью прошлого, наследием универсального государства эллинского общества. Между теоретическим превосходством экуменической идеи и действительной анархией средневековой практики всегда оставалась неподобающее несоответствие. Новому местничеству, во всяком случае, удавалось жить согласно своим менее амбициозным требованиям. Как бы то ни было, новая сила одержала победу. В политике она проявила себя во множественности суверенных государств. В словесности — в форме новых литератур на национальных языках. В сфере религии она столкнулась со средневековой западной Церковью.