В СМЕРШе. Записки контрразведчика - Федор Абрамов Страница 13
В СМЕРШе. Записки контрразведчика - Федор Абрамов читать онлайн бесплатно
Знают ли об этом наверху?
А что им знать? У них свой, особый мир. У них все есть. Народу плохо? Народ быдло. А русский народ вдвойне: все простит. Знают, знают там эту присказку: все вытерпим, все перенесем, лишь бы войны не было.
О, бараны бестолковые. Именно потому-то и будет война, что вы все терпите.
10. II.1981
Потери в войне.
До войны население 1 млн 121 тыс. 728 на 1.I.1941, на 1.I.1946 — 692 тыс. Сейчас — 712 тыс. Каждый второй житель Новгородчины — погиб.
5. V. 1981
Мать-Родина на Пискаревском кладбище.
Грудастая, закормленная бабища! Да камень бы должен был зарыдать (разлиться слезами), а она с венком цветов. Да разве цветы, венки славы нужны пискаревцам, жертвам блокады! Слезы, сострадание. Да самая злая мачеха такой равнодушной не может быть.
Мать-Родина с мечом — какое отношение имеет она к русской женщине-матери и вообще к матери. К украинке. Это в лучшем случае калька с французского.
То же — могила неизвестного солдата.
Каменная баба — вопреки воле украинцев поставленная на украинской земле и кощунственно названная матерью-родиной!
Да она хуже злой мачехи для украинцев!
28. XI.1981
Вдруг вспомнил: в этот день 40 лет назад меня ранило. Второй раз. Боже, как давно это было и как недавно!
А остался ли кто в живых из тех, кто был тогда со мною? Мика, Левин? Но они ко времени моего второго ранения с войной уже рассчитались. Ни одного, ни одного знакомого не было со мною, когда меня ранило второй раз.
36 лет после войны. А мертвые все еще не подсчитаны. Да и подсчитают ли когда-нибудь?
А ведь подсчитать нетрудно. У нас в Верколе убито 128 человек, а жителей перед войной было человек 700. Значит — 1/4.
И такую же цифру называют выходцы из других деревень.
40 млн убитых на войне. Вот самый великий памятник социализму.
3. III.1982
Федор Абрамов — инвалид Отечественной войны! Да, сегодня с утра прошел ВТЭК и без всяких-всяких — справку в зубы. «Бессрочно» и «переобследованию не подлежит»…
Меня, между прочим, спросили:
— Почему вы раньше инвалидность не оформляли?
— По моральным соображениям. Нехорошо называться инвалидом (одним и тем же именем), когда у тебя обе ноги, а у других — протезы.
22. VI.1982
Какой сегодня день, какие события произошли в этот день 41 год тому назад! А как я отметил его? В суете, в беготне — квартира, ателье, издательство, магазин, больница, СП…
О, позор! О, срам…
Вот наша память о наших погибших сверстниках.
Но две вещи заслуживают быть отмеченными в этот день:
1) появился сигнал 3-го тома сочинений.
2) «Наш современник» принял очерк о Яшине (очень понравился Викулову).
4. IX.1982
Только что написал завещание. А что делать? Жизнь есть жизнь, и надо быть ко всему готовым.
Многочисленные исследования в институте пульмонологии (в течение целых 5 дней) не дали окончательного ответа. Рак исключается лишь на 90 %, а на 10 %… Короче, все врачи в один голос: надо ложиться под нож.
И вот во вторник уже операция.
Я спокоен, можно сказать, совершенно спокоен. Чему быть — тому быть. До сих пор меня выручала Судьба, может быть, не отвернется от меня и сейчас. Ну, а если отвернется… Пожил. И не мало пожил: ведь мои товарищи погибли еще в 41 году.
Господи, сорок лет нет Сокольского, Рогинского, Феди Яковлева, а никто так не помогает мне жить, как они. И как знать, может быть, память о погибших — главная духовная опора людей всех поколений во все времена…
О мыслях солдата на войне, в окопе
О доме, о прошлом, и главное — о женщине, о девушке. Тоска неизбывная… У нас в литературе об этом умалчивают.
Солдат мысленно оглядывает всю свою жизнь, строго судит свои поступки и дает слово исправиться. Так думает, вдруг снаряд, пуля — и нет человека.
На войне человек добреет по отношению к своим, родным и звереет по отношению к врагу.
Человек на войне — поистине игрушка. Идет, сидит, поет, думает — вдруг хлоп снаряд, и нет ничего от человека.
Картинка
Двое-трое стоят в глубоком окопе — бруствере. Курят. Пуля пробивает одному голову. Он не меняет позы. Папироса дымится во рту, потом гаснет.
Товарищ зовет его, не отвечает. Подносит к папиросе спичку. В темноте освещается лицо, на нем мертвые стеклянные глаза.
На поле боя
Раненый солдат (я), лежа в воронке от снаряда, полузасыпанный землей и снегом, вспоминает, о чем думал раненый Андрей Болконский. И ему страстно хочется высокого, чистого, синего неба. Он с усилием устремляет глаза кверху, но там — серая, грязная муть.
…Ему вспоминается дом, сенокос или что-нибудь в этом роде — картина мирной красивой жизни — например, сенокос коллективный на домашнем.
Старый финн
Финны не расстреливали русских военнопленных. Но одного расстреляли.
Расстрелял начальник лагеря. Старик, который, кстати сказать, был, быть может, самым гуманным из всех начальников лагерей и самым заботливым.
Вот с этой заботливости-то да гуманности все и началось. Старый финн решил однажды ввести в лагере богослужение.
Пленные — враги нации. Но не скоты же какие-нибудь. Люди. Как лишить пищи духовной? «Должен быть какой-то и духовный паек у пленных», — решил финн.
Поручил переводчику-карелу узнать, есть ли среди пленных в лагере священник.
Есть. Им назвался один блатник, ибо сообразил: священник — значит, благо, кормежка. Ну а насчет самой службы…
Вывернется. Что финны понимают? Что-нибудь придумает.
Начальник лагеря вызвал блатника к себе.
— Это правда, что вы священник?
— Правда.
— А показать, как вы служите, можете?
— Могу. — И тут блатник сложил на груди руки (это на иконах видал), закатил глаза и рванул: «Гоп со смыком — это я…»
Финну очень понравилось православное богослужение. Понравился оптимизм — мелодия…
— Хорошо, — сказал старик, — с завтрашнего дня начнем богослужение.
Служба получилась прекрасной. Пленные (а большинство были блатники) охотно пели, да и остальные подпевали: все-таки развлечение.
И так продолжалось семь дней.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments