Александр Михайлович. Несостоявшийся император - Александр Широкорад Страница 13

Александр Михайлович в своих воспоминаниях довольно верно описывает события после 1 марта 1881 г.: «Нервы наши были напряжены до последней степени. Физическая усталость в соединении с вечной тревогой довела нас, молодёжь, почти до истерического состояния. Ночью, сидя на кроватях, мы продолжали обсуждать катастрофу минувшего воскресенья и спрашивали друг друга, что же будет дальше? Образ покойного государя, склонившегося над телом раненого казака и не думающего о возможности вторичного покушения, не покидал нас. Мы понимали, что что-то несоизмеримо большее, чем наш любимый дядя и мужественный монарх, ушло вместе с ним невозвратимо в прошлое. Идиллическая Россия с царём-батюшкой и его верноподданным народом перестала существовать 1 марта 1881 года.

Мы понимали, что русский царь никогда более не сможет относиться к своим подданным с безграничным доверием. Не сможет, забыв цареубийство, всецело отдаться государственным делам. Романтическая традиция прошлого и идеалистическое понимание русского самодержавия в духе славянофилов — всё это будет погребено вместе с убитым императором в склепе Петропавловской крепости. Взрывом в минувшее воскресенье был нанесён смертельный удар прежним принципам, и никто не мог отрицать, что будущее зависело теперь от исхода неминуемой борьбы между новым русским царём и стихиями отрицания и разрушения.

К счастью для России, император Александр III обладал всеми качествами крупного администратора. Убеждённый сторонник здоровой национальной политики, поклонник дисциплины, настроенный к тому же весьма скептически, государь вступил на престол предков, готовый к борьбе. Он слишком хорошо знал придворную жизнь, чтобы не испытывать презрения к бывшим сотрудникам своего отца, а его основательное знакомство с правителями современной Европы внушило ему вполне обоснованное недоверие к их намерениям. Император Александр III считал, что большинство русских бедствий происходило от неуместного либерализма нашего чиновничества и от исключительного свойства русской дипломатии поддаваться всяким иностранным влияниям.

Через 24 часа после погребения Александра II Александр III особым манифестом дал перечень намеченных им реформ. Многое подлежало коренному изменению: методы управления, взгляды, сами сановники, дипломаты и пр.»

Был уволен вчерашний диктатор министр внутренних дел М.Т. Лорис-Меликов, за ним последовали министр финансов А.А. Абаза, военный министр Д.А. Милютин, министр просвещения A.П. Сабуров и т.д.

Коснулась «чистка» и великих князей. Константин Николаевич был уволен с должности управляющего Морским министерством и лишён звания генерал-адмирала. Вместо него Александр III назначил своего тридцатидвухлетнего брата Алексея.

14 июля 1881 г. великий князь Михаил Николаевич лишился Кавказского наместничества, а взамен был назначен на пост председателя Государственного совета. Надо сказать, что Государственный совет в конце XIX — начале XX в. фактически являлся отстойником для сановников, снятых с постов по старости или из-за полнейшей неспособности.

Михаил Николаевич остался на посту генерал-фельдцейхмейстера и по-прежнему не особенно лез в артиллерийские дела. Другой вопрос, что он активно способствовал артиллерийской карьере сына Сергея.

Император Александр III был весьма умным и сильным политиком. Он вёл жёсткую внутреннюю и внешнюю политику. Это привело к частичной стабилизации внутреннего положения в стране, да и во всей Европе. Царь справедливо получил прозвище — Миротворец.

Но прав ли Александр Михайлович и десятки современных историков, сокрушающихся по поводу короткого царствования царя-миротворца? Ах, если бы Александр процарствовал ещё 20 лет, не было бы революции, а была бы тишь да благодать.

Увы, в XIX в. можно было затормозить реформы на 13 лет, но существовать без них было нельзя. Ускоренное развитие науки и экономики, обострение социальных противоречий и т.д. требовали ежедневных реформ. Причём, такая картина была не только в России, но и во всех цивилизованных странах. Там, где власть своевременно и грамотно реагировала на развитие общества, а где-то пускала дело на самотёк (мода, литература, просвещение и др.), происходила эволюция. В тех же странах, где власть пыталась жить по-старому, начиналась напряжённость, и дело кончалось революцией.

Простейший пример — революция в военном деле с 1853 г. по 1917 г. Отставание в реформах армии и флота на несколько лет, а в период войн на несколько месяцев приводило страну к тягчайшим поражениям.

У Александра III не было планов реформ ни либеральных, ни революционных, ни каких-то особых, по «русскому пути». Его правление можно охарактеризовать двумя словами: «тащить и не пущать!» Вспомним рассказы и пьесы А.П. Чехова, который, к слову сказать, не был поклонником революционных идей. Все его положительные герои живут в ожидании чего-то нового, светлого... Несколько упрощённо можно сказать, что в царствование «миротворца» вся образованная часть общества сидела на чемоданах и чего-то ждала.

Александр III, как позже его сын Николай, опирался лишь на бюрократию. У истоков самодержавия главной опорой монарха было дворянство. Вспомним поэта Волошина: «Дворянство было первой РКП» (Российской коммунистической партией). Но при Александре III российского-то дворянства почти не осталось. «Как это так?» — возмутится современный обыватель, готовый лизать сапоги породистым представителям «голубых кровей».

Ностальгия по поручику Голицыну и корнету Оболенскому появилась у нас в 60-х гг. XX в., а сейчас уже стала набившей оскомину модой. Собственно, ничего удивительного тут нет — мы копируем эволюцию французских нравов конца XVIII в. При якобинцах дворян, избежавших гильотины, травили только за то, что они дворяне. Зато через несколько лет, при Директории, началось неофициальное почитание дворянства. И, наконец, Наполеон попытался объединить старое феодальное дворянство с новым, состоявшем из конюхов, ставших маршалами, и прачек, обратившихся в герцогинь. Но, увы, эксперимент Наполеона провалился.

Так стоит ли подражать Франции? Увы, с XVIII в. у нас в России все поголовно от аристократов до революционеров поклонялись всему французскому, от женского белья до «Марсельезы». Вот почему, говоря о дворянстве, я привожу в пример Францию, а не, скажем, Турцию. Предки д’Артаньяна и в X в. владели родовым замком Артаньян, предки Атоса, графа де ла Фер, за два-три столетия до его рождения, наверняка были независимыми государями на своей земле. А вот в Турции дворянства не было. Нет, я не собираюсь опровергать классиков — был феодальный строй, а вот дворян не было. Были всякие паши, великие визири и рой прочих сановников, в значительной части своей происходивших из бывших рабов, евнухов, янычар и т.д., но потомственного дворянства не было.

Как писал Пётр Владимирович Долгоруков: «Длительное рабство положило препятствие... созданию в России аристократии; в Петербурге имеются только рабы» ^[7].