Марко Поло. От Венеции до Ксанаду - Лоуренс Бергрин Страница 13

Несториане установили свое патриаршество в Багдаде, а их влияние ощущалось по всей Сирии, Малой Азии, Ираку, Персии и даже в Китае. В 735 году они обратились к императору династии Тан за разрешением построить церковь в имперской столице Чанган (ныне Ксиан). Разрешение было дано, и они превратили город в центр несторианской церкви, где учили своих приверженцев Ветхому и Новому Заветам и зачастую обращали в свою веру китайцев, и не только их. Несмотря на попытки подавить их учение, они преуспевали до конца династии Тан, после чего рассеялись.

Пока несториане пытались отыскать надежную гавань в Азии, Западная Европа в недоумении смотрела на этих «восточных христиан», как их иногда называли. Марко часто упоминает о встречах с несторианами, но находит их загадочными и «несовершенными» — то есть еретиками.

Багдад, где во времена Марко Поло еще восседал патриарх несториан, лежит в 220 милях к юго-востоку от Мосула. Марко уверенно описывает Багдад, но маловероятно, что он действительно побывал там. Чтобы скрыть это упущение, он прибегает к байкам, начиная с длинной сказочной истории о тридцать седьмом багдадском халифе — мусульманском правителе — и смиренном христианине-сапожнике, завершая ее фантастическим тайным обращением халифа в христианство. Похоже, к этому замысловатому и несколько слащавому рассказу приложил руку Рустичелло.

В том же духе Марко со вкусом повествует о гибели халифата от рук монголов. В данном случае его отчет основан на известных ему реальных событиях. Он относит рассказ к 1255 году— в действительности это был 1258, — когда Хулагу, один из внуков Чингиза, поклялся покорить древний халифат и присоединить его к быстро расширявшейся монгольской империи. Со времени своего расцвета при Гаруне-аль-Рашиде, правившем более четырех столетий назад, Багдад терял свой блеск, но все еще представлял серьезный вызов для потенциальных захватчиков. В преддверии осады посланцы халифа явились к Хулагу и предостерегли: «Если халиф погибнет, вся вселенная впадет в хаос, солнце скроет свой лик, не будет больше дождей и все растения зачахнут».

Не устрашенный, а скорее раззадоренный этим вызовом, Хулагу решил «взять город не силой, а хитростью. Имея более ста тысяч всадников и без счета пехотинцев, он решил показать халифу и жителям города, что их совсем мало». Хулагу подступил к городским воротам с горсткой воинов, и халиф, видя, как их мало, не принял их в расчет. Между тем Хулагу изобразил бегство и заманил халифа за лес, где скрывались в засаде его войска. Здесь он окружил преследователей и разбил их. Так халиф был взят вместе с городом. Монгольские воины при штурме убили восемь тысяч жителей, пощадив только христиан, по заступничеству жены Хулагу, разделявшей их веру.

Марко описывает ужасный конец халифа: Хулагу заточил главу мусульман в башню с сокровищами и оставил умирать от голода.

Монголам, несмотря на их жестокость, претила мысль о пролитии крови. Они изобрели «бескровные» казни: например, набивали рот жертвы камнями или фекалиями. Халифу выпала более достойная, но и более жестокая смерть. 10 февраля 1258 года его закатали в ковер и насмерть растоптали лошадьми. Говорили, что были казнены и все его родственники, кроме дочери, которая стала рабыней в гареме Хулагу.

После монгольского завоевания население Багдада составляло одну десятую от прежней численности. Тем не менее столица провинции сохранила за собой репутацию центра коммерции и учености, обеспеченную медресе, библиотеками, гигантским крепостным рвом и, по слухам, 27 тысячами общественных бань. Легенды о прежней славе Багдада и о дворе Г&руна-аль-Рашида оставались достаточно яркими, чтобы произвести впечатление на Марко Поло.

В своем повествовании Марко резко переходит от Багдада к Тебризу, построенному якобы одной из жен Гаруна. Его великолепный дворец — место действия цикла сказок, известных как «Тысяча и одна ночь». В данном случае венецианец действительно посетил процветающий коммерческий центр и от души восхитился им. «Самый роскошный город провинции», — говорит он, словно составляя путеводитель. Тебриз, с его «рынком с товарами из Индии и Багдада, из Мосула и Ормуза и из многих других мест», действительно стоит посетить, советует он, хотя бы для того, чтобы увидеть «полные отличных плодов чудесные сады», окружавшие город.

Восхищаясь коммерческой жизнью Тебриза, Марко вырастет недовольство его населением, «смешанным» и «мало на что пригодным». Здесь состязались друг с другом разные народы: «армяне и несториане, яковиты, грузины и персы», и процветающая область была ареной жестокой религиозной борьбы. «Сарацины в этих местах злы и склонны к предательству», — сообщает Марко. Он отходит от обыкновения пренебрежительно относить мусульман к идолопоклонникам и излагает свое понимание их законов: «Для них вовсе не грех причинить любой вред или присвоить имущество того, кто не придерживается их закона. А если они принимают смерть или рану от рук христиан, их считают мучениками». Он уверен, что «потому они и обращают татар и многие другие нации, что им позволено много грешить». Марко с облегчением узнает, что в Тебризе имеется монастырь нищенствующего ордена монахов. По их одеяниям он догадался, что они кармелиты, и отметил, сколько времени они проводят «за тканьем шерстяных поясов», чтобы возлагать их на алтарь во время мессы и раздавать «своим друзьям и знатным особам», в уверенности, что эти пояса избавляют от боли. Марко сообщает об этих чудесах как о самой обыкновенной вещи.

Венецианцы здесь были редки, но генуэзцы давно освоились в Тебризе и были здесь хорошо известны. Для них, ведущих торговлю по всей Азии, Тебриз служил рынком жемчуга, возможно самым крупным, если учесть, как много жемчуга давал Персидский залив. Поло узнали, что переговоры о покупке жемчуга в Тебризе считаются серьезным делом и подчиняются строгим правилам. Покупатель и продавец присаживались лицом к лицу, скрыв руки под тканью. Они торговались о цене, не произнося ни слова вслух, чтобы условия сделки не были подслушаны другими, но пожимая друг другу пальцы и запястья, описывая такими знаками и качество товара, и предложенную и принятую цену. Благодаря такой необычной форме переговоров посторонние не могли проведать об условиях сделки, и цены на жемчуг оставались гибкими.

Из Тебриза Марко попал в персидский город Саву, а затем в Керман, прославленный персидскими коврами. Здесь Марко несколько смягчился к мусульманам, наслаждаясь климатом и завистливо любуясь бирюзой, добывавшейся в окрестных горах. Он выразил восхищение искусством местных ремесленников в изготовлении «снаряжения конного воина, уздечек, седел, шпор, мечей, луков, колчанов и всяческого оружия». Его взгляд привлекали и искусные вышивки, и соколиная охота.

В сверкающих над головой небесах Марко впервые увидел аристократическую забаву, которая стала его страстью в путешествии через Азию. Это был один из немногих обычаев, общих для Востока и Запада, и для Марко, как и для других аристократов, в нем было воплощение силы и изящества. «В горах вскармливают лучших соколов в мире, самых быстрых в полете, — сообщает он. — У них рыжая грудь и подхвостье. И поверьте, что летают они невообразимо быстро, и ни одна птица не может обогнать их в полете». Так молодой Марко созерцал небесный свод, где пернатый хищник стремительно настигал свою жертву.