Русская армия в войне 1904-1905 гг. Историко-антропологическое исследование влияния взаимоотношений военнослужащих на ход боевых действий - Андрей Гущин Страница 13

Офицеры Генерального штаба, прикомандированные к полкам и соединениям действующей армии, в большинстве случаев занимали должности, гораздо более низкие по сравнению с теми, на которые они имели право по своему чину и образованию. В результате, как вспоминал тот же Грулев, вместо того чтобы заниматься планированием операций, офицеры Генерального штаба водили в бой батальоны или небольшие отряды. Некоторым оправданием такого применения выпускников академии Генштаба было то, что они заменяли строевых офицеров, имевших неудовлетворительную подготовку. Этим во многом объясняется факт высоких потерь офицеров Генерального штаба.

Строевые офицеры опасались генштабистов, поскольку подозревали их в стремлении заработать награды, не считаясь с потерями. А.В. Квитка, войсковой старшина 2-го Нерчинского полка Забайкальского казачьего войска, писал: «Все строевые участники войны знают, с каким легким сердцем так называемые гастролеры посылали части в бой для того только, чтобы получить отличие». Подтверждением точки зрения строевых офицеров являются мемуары подполковника Н.М. Иолшина. Подполковник Генерального штаба Н.М. Иолшин с нескрываемым восторгом писал о своих подвигах: «Как только бой кончился, я тотчас же, лично, выбрал из 85-го пех. Выборгского Императора Вильгельма полка, конно-охотничьей команды 20 охотников и 20 лошадей, сформировав из них летучий разъезд, принял его под свое личное начальство и расположил квартирно-бивачно в д. Чаудягоу». Офицеры полка, обучившие солдат для конно-охотничьей команды, воспринимали подобного рода «одалживания» лучших нижних чинов отряда как оскорбление. Получалось, что строевой офицер тратил силы для того, чтобы «гастролер» из штаба мог комфортно сходить в разведку для получения награды. На языке документов того времени такой поход за славой оформлялся так: «добровольно явился в передовой отряд…»

Такие действия штабных добровольцев подрывали дисциплину и уважение к полковым офицерам со стороны нижних чинов. Справедливости ради следует указать на то, что за такую «прогулку» с генштабистом можно было получить сравнительно легко боевую награду, в то время как представления к отличию от полковых офицеров проходили оценку у немалого количества штабных начальников, и ждать награды, заслуженной под началом полкового строевого офицера, приходилось долго. Анализ приказов по войскам 1-й, 2-й и 3-й Маньчжурских армий позволяет утверждать, что представление к награде, написанное офицером Генерального штаба, рассматривалось не более чем 1-2 месяца, тогда как наградные листы полковых офицеров совершали долгий путь длиной в 4-6 месяцев.

Казак 5-й сотни 1-го Оренбургского казачьего полка Михаил Поздняков получил солдатский знак отличия 4-й степени № 119699. Его подвиг заключался в том, что он, «находясь в составе команды, назначенной в помощь офицеру корпуса топографов (в Русско-японскую войну военные топографы относились к Военно-топографическому отделению Генерального штаба. — А. Г.), производившему с 18 по 30 октября съемочные работы на фронте и впереди расположения 10-го армейского корпуса, отличался храбростью и рвением к работе, смело выполняя поручения под огнем противника». Согласно приказу по войскам 2-й Маньчжурской армии за № 17 от 19 декабря 1904 г., казак 1-го Оренбургского казачьего полка Иван Дубровский также получил Георгиевский крест № 120204, «состоя в команде, назначенной в помощь офицеру, производившему съемку передовых наших позиций в р-не дер. Гуантунь, Каутулин и Ханьчепу и засечки выдающихся пунктов неприятельской позиции…». В том же приказе говорилось, что рядовые 33-го пехотного Елецкого полка Филимон Уткин, Максим Белевцев, Иван Клеванный, ефрейтор Николай Солошенко получили георгиевские знаки отличия 4-й степени за то, что они, «будучи ранены, оставались в строю до конца боя. Находясь в рядах роты, ходившей 4 раза в атаку, первыми, изнемогая от ран, с криками “ура” кидались на неприятельские окопы и увлекали за собой ободренных ими товарищей». В цитируемых приказах привлекает внимание то, что рядовые в составе полка совершили незаурядные поступки, подходившие под Статут солдатского знака отличия ордена Св. Георгия, а нижние чины, получавшие награды после представления генштабистов, не подпадали под действия статей Статута. Действительно, сопровождение офицера в разведке не дает права на солдатский Георгий, да и находиться в боевой обстановке под пулями для нижних чинов действующей армии считалось делом обыденным. Положения 16 и 17 Статута, связанные с ведением разведки, гласили: «Кто, вызвавшись охотником на опасное и полезное предприятие, совершит оное с полным успехом»; «Кто, будучи разведчиком, с явною личною опасностью добудет и доставит важное о противнике сведение».

Но в этих положениях речь идет не о будничной разведке, иначе награждать пришлось бы каждого второго от списочного состава части, принимавшей участие в боевых действиях. Например за то, что отряд Н.М. Иолшина численностью в 20 человек поддерживал на протяжении четырех дней связь между частями 2-го и 3-го Сибирских армейских корпусов «и произвел ряд дневных и ночных рекогносцировок», подполковник Иолшин получил чин полковника, а двое нижних чинов — Георгиевские солдатские знаки отличия. Столь щедрое награждение за будничные действия не могло не вызывать ответной негативной реакции со стороны строевых полковых офицеров.

В заключение наградной темы отметим, что не только офицеры Генерального штаба были виновниками массовых награждений, выходящих за рамки Статута ордена Св. Георгия. Изменившийся характер войны привел к деградации наградной системы и обесцениванию боевых наград. Под впечатлением частого и необоснованного утверждения представлений нижних чинов к солдатским знакам отличия ордена Св. Георгия генерал Каульбарс в письме к главнокомандующему даже поставил вопрос об учреждении «солдатского ордена за доблесть (нечто вроде Владимира), что поднимет значение знака отличия военного ордена».

Массовые георгиевские награждения нижних чинов в войну 1904-1905 гг., вопреки смыслу Статута, заставили в 1913 г. пересмотреть основные его положения в связи с изменившимися условиями войны. Николай II сформировал две комиссии. Итогом их работы стала выработка точных перечней подвигов, подлежащих награждению орденом Св. Георгия III и IV степени и Георгиевским крестом (для нижних чинов).

Формально, чтобы занять должность при штабе, требовалось закончить Академию Генерального штаба или одну из специальных академий (артиллерийскую, инженерную). Конкурс и отбор для зачисления в высшие военные учебные заведения в России был довольно жестким. Известный писатель А.И. Куприн в 1890-1893 гг. проходил службу в чине младшего офицера в 46-м пехотном Днепровском полку, расквартированном в городе Проскурове Подольской губернии. Задумав жениться, Куприн получил отказ от отца невесты из-за слабых служебных перспектив простого офицера-подпоручика. Исправить незавидное должностное положение жениха, по мнению отца невесты, могло только поступление в Академию Генерального штаба. ^[18] Видимо, серьезный конкурс при поступлении в Академию Генерального штаба отчасти влиял на отношение основной массы офицеров к своим самым удачливым и способным коллегам. Ежегодно обучение в академии проходили 314 человек. Для поступления в академию к кандидатам предъявляли требование — 3 года службы, причем 2 года надо было прослужить на строевых должностях. Офицер должен был быть не выше чина поручика гвардии и штабс-капитана прочих войск и выдержать экзамен. Академия состояла из двух классов. Учились 1 год в каждом классе. Существовал еще один дополнительный год для тех, кого на основании показателей успеваемости готовили в Генеральный штаб. Выпускники Николаевской академии Генерального штаба по итогам экзамена делились на два разряда. Окончание по первому разряду не означало попадания в корпус Генерального штаба, т.к. на дополнительный год обучения переводили ограниченное число слушателей. Это число определялось ежегодно военным министром. Все остальные офицеры-слушатели возвращались в свои части, с правом получить чин подполковника через 4 года службы в капитанском чине. Очень хорошо отношение «строевиков» к военному образованию в дореволюционной России передает рассказ П.Н. Краснова «Ваграм». Получение высшего военного образования у многих офицеров ассоциировалось со знанием мелочей, не связанных напрямую с военными науками ^[19]. Герой рассказа «Ваграм» поручик Попов на выпускном экзамене в академии получил низкую оценку (5 баллов) за ошибку в правильном титуловании Наполеона. Низкая оценка не позволила поручику получить желанный академический значок. В данном случае нам интересна сама оценка и восприятие процесса обучения в академии, а не ее ошибочность и степень соответствия учебным курсам в Николаевской академии. Эта оценка являлась частью реальности и отражением атмосферы конфликта и недопонимания между строевиками и «моментами» ^[20].