Июльский заговор. История неудавшегося покушения на жизнь Гитлера - Генрих Френкель Страница 13

По свидетельству Фабиана фон Шлабрендорфа, также офицера штаба и друга фон Трескова, который придерживался антинацистских взглядов еще со студенческой скамьи, Тресков был «справедливым, умелым и трудолюбивым» человеком. Он обладал «благородным характером, остротой восприятия и способностью к интенсивной работе. Также он обладал несомненной способностью воодушевлять тех, кто его окружал. «Он отдавал всего себя целиком нашей борьбе», – утверждал Шлабрендорф.

Часто задают вопрос: почему какой-нибудь храбрец, вхожий к Гитлеру, не достал пистолет и не пристрелил диктатора? Тогда бесконечные дискуссии «группы Крейсау», приходы и уходы Бека, Герделера и Хасселя, тайные совещания военных заговорщиков, входящих в теневой штаб, обрели бы смысл. Все они наблюдали Гитлера на расстоянии, окруженным недосягаемыми для них людьми, и им казалось, что к нему невозможно просто подойти и убить. Только сложная и тайная система приготовлений сможет проникнуть через созданную фюрером систему личной безопасности. Причем от этих приготовлений приходилось постоянно отказываться или корректировать их, чтобы согласовать с вечной неопределенностью перемещений Гитлера и частым изменением его планов. Кроме того, ни один человек не допускался к Гитлеру с оружием. Заговорщики неоднократно пытались заручиться поддержкой приближенных Гитлера, но всякий раз обнаруживали, что их доводы оказываются менее весомыми, чем человеческий страх, практическая целесообразность, слабость характера, инертность, но прежде всего впитанный с молоком матери запрет нарушить присягу на верность фюреру, которую в армии приносили все. Было легко увидеть, как клятва верности перетягивала на чаше весов куда более весомые моральные принципы, которые требовали немедленного устранения Гитлера во имя Бога, человечества и поруганной чести Германии.

В то же самое время люди, подобные Трескову, понимали, что индивидуальный террор, несогласованное покушение на жизнь Гитлера может оказаться более опасным, чем отсутствие покушения вообще. Тресков работал не в изоляции. Он поддерживал постоянную связь с Беком, Остером и другими членами движения Сопротивления в Берлине. С Герделером он впервые встретился осенью 1942 года в Смоленске. Снабженный фальшивыми документами, обеспеченными Остером, Герделер по приглашению Трескова предпринял опаснейший восьмидневный вояж в Россию, имевший целью добавить свое достаточно весомое слово к давлению, оказываемому на Клюге. По свидетельству Шлабрендорфа, Тресков был глубоко впечатлен Герделером, который приложил все силы к тому, чтобы убедить Клюге арестовать Гитлера при его следующем визите в Смоленск.

Герделер, так и не утративший оптимизма, вернувшись в Берлин, искренне верил, что сумел привлечь Клюге на сторону заговорщиков. Тем не менее фельдмаршал предпочел подобострастие перед Гитлером и в свой шестидесятый день рождения с благодарностью принял от него чек на четверть миллиона марок – унизительное и не облагаемое налогами свидетельство его хорошего поведения. Как утверждает Шлабрендорф, Тресков боролся за душу Клюге. «Он снова и снова думал, что убедил Клюге в необходимости активных действий, только для того, чтобы на следующий день убедиться, что старый фельдмаршал снова колеблется. Со временем Клюге поддался его влиянию. Но только его влиянию». Когда Тресков узнал о подарке ко дню рождения, он сумел воспользоваться этим для укрепления своего влияния на Клюге. Он утверждал, что мир только тогда поймет, почему фельдмаршал принял подарок, если будет уверен, что это было сделано, чтобы избежать увольнения, чтобы Клюге мог сохранить положение, в котором со временем сможет сбросить своего непрошеного благодетеля. Клюге был искренне признателен за столь удобное объяснение, а Тресков использовал его как моральный шантаж.

Однако когда дело дошло до точки, откуда уже не будет возврата, подавляющее большинство генералов и фельдмаршалов отказались действовать, вспомнили о присяге и с одинаковым стыдом продолжали принимать и награды, и оскорбления. При этом чем выше ранг, чем более сильной была склонность к компромиссу, хотя и солдаты, и гражданские лица на Восточном фронте продолжали умирать ежедневно десятками тысяч.

В ноябре Тресков сам побывал в Берлине, где снова встретился с Герделером и генералом Фридрихом Ольбрихтом – главой снабжения армии резерва и одним из основных заговорщиков, работавших вместе с Беком и Остером. На этой встрече снова обсуждали убийство Гитлера, и Ольбрихт попросил восемь недель на то, чтобы согласовать план одновременных действий в Берлине, Вене, Кёльне и Мюнхене, которые должны последовать одновременно со смертью фюрера. Ольбрихт, по словам Шлабрендорфа, был глубоко религиозным человеком и, благодаря вере, убежденным противником нацизма. Он обладал большой властью в армии резерва, расквартированной в Германии. Гизевиус его хорошо знал. Он утверждал, что это преданный человек, но скорее блестящий администратор, чем революционер. Шлабрендорф был связующим звеном между берлинскими заговорщиками и Тресковом на Восточном фронте. Для обеспечения безопасности Сопротивления всеми его членами соблюдалась строжайшая дисциплина. «Беспокойство о том, что гестапо, быть может, нас уже обнаружило и следит за нами, было парализующей тяжестью, сопутствовавшей нам ежедневно и не дававшей нам спокойно спать ночами».

В марте 1943 года Бек перенес тяжелую операцию, а в апреле Остер оказался под подозрением гестапо. С этого времени дневники Хасселя содержат меньше информации о деятельности оппозиционных сил в армии. Имя Трескова, к примеру, в них не упоминается вообще. Хасселя тоже предупредили, что он и Бек, который медленно выздоравливал, под колпаком у гестапо. В результате центр тяжести движения Сопротивления переместился из военной области в гражданскую, если не считать бурной деятельности Герделера. Шлабрендорф вспоминал, что однажды поздно вечером в феврале Ольбрихт поручил ему передать Трескову, что план захвата власти одновременно в Берлине, Кёльне, Мюнхене и Вене готов.

Эту новость Шлабрендорф сообщил Трескову в Смоленске в присутствии Донаньи. После этого Тресков сказал Донаньи, что покушение на жизнь Гитлера будет произведено в ближайшем будущем. Шлабрендорф вспоминал, что по этому поводу была устроена веселая вечеринка.

У Трескова слова не расходились с делом. Шлабрендорф подробно описал, как была предпринята первая попытка покушения на жизнь Гитлера и как она провалилась. Гитлер должен был в марте посетить штаб группировки. В последний момент Клюге не решился на сотрудничество, поэтому Тресков и Шлабрендорф решили действовать самостоятельно. Они запланировали 13 марта подложить в самолет Гитлера бомбу замедленного действия. Бомба, замаскированная под пакет с двумя бутылками бренди, которые Тресков передал в подарок знакомому офицеру в ставке Гитлера, была передана одному из помощников фюрера при входе в самолет. Перед тем как отдать пакет, Шлабрендорф лично привел в действие часовой механизм. Но бомба не взорвалась – не сработал детонатор, и Шлабрендорфу пришлось подвергнуть себя чудовищной опасности – лететь в Растенбург и разыскивать пакет до того, как его доставили адресату, объяснив, что произошла ошибка. Соответствующее сообщение он получил по телефону, когда стало известно, что самолет фюрера благополучно приземлился.

В том же месяце другим офицером из окружения Трескова, полковником фон Герсдорффом, было произведено еще одно покушение. Оно должно было состояться при открытии фюрером выставки в Берлинском военном музее. Герсдорфф был смертником, и должен был, держась как можно ближе к Гитлеру, привести в действие заряды, которые находились в карманах его шинели. Только Гитлер, как это нередко бывало, из соображений безопасности в последний момент изменил планы. Он не пробыл на выставке достаточно долго для того, чтобы сработали часовые механизмы. И Герсдорффу пришлось отказаться от попытки.