Дом над Двиной - Евгения Фрезер Страница 13

Неисповедимы пути Господни — как часто я слышала в России это выражение! Постепенно Маргарета сблизилась с Анной, она поняла, что в невестке больше достоинств, чем могло показаться на первый взгляд, а впоследствии между женщинами завязалась крепкая дружба.

Ни Маргарета, ни сам Евгений, ни кто-либо из семьи никогда не задумывались, что молодая крестьянка из Калуги принесла в семью свежую, здоровую кровь. Это было жизненно важно для здоровья будущих поколений в сообществе, чье иностранное происхождение обусловливало близкородственные браки, где предпочитали, подобно отпрыскам королевской крови, искать себе пару в своем довольно узком кругу. Брак Анны и Евгения словно распахнул окна навстречу потоку свежего воздуха, хлынувшего в помещение, слишком долго стоявшее взаперти.

Вскоре после того как молодые устроились в собственном доме, сестра Евгения Амелия-Луиза вышла замуж за молодого лесоторговца Франца Шольца. Фамилия, разумеется, немецкого происхождения. Его семья переселилась из Риги, портового города, имевшего давние связи с Архангельском в торговле лесом. Этот союз, видимо, был по душе великому матриарху Маргарете. Теперь она могла утешиться мыслью, что, потеряв сына, получила возмещение морального урона браком дочери. И хотя ни капли «голубой» крови не было в жилах ее зятя, у него было кое-что поважнее — деньги.

Семья Шольцев уже несколько поколений занималась торговлей лесом и основательно разбогатела. Шольцы принадлежали к категории людей, обладающих чертами, которые обеспечивают богатство. Они были умны, упрямы и трудолюбивы, а Архангельск и окружающие его просторы всегда были краем, сулившим большие возможности предприимчивым людям. В этом краю лесов, рек и болот не знали крепостного права, здесь не было «душ», как называли крепостных крестьян, которых можно продать, обменять или проиграть в карты. Здесь никогда не слышали страшных слов: «На конюшню!», когда помещик наказывал крестьянина поркой кнутом за существовавшие и несуществовавшие грехи. Богатый ли, бедный ли, северный крестьянин всегда был свободен. В этом отношении Русский Север был уникальным краем. В его лесах водилось много птицы и зверя, меха имели хороший сбыт. Крестьяне ловили рыбу в реках и Белом море и продавали улов на рынках.

Северян издавна называли поморами, а иногда, насмешливо, — «трескоедами». Да, здесь обожали треску, край славился своими знаменитыми рыбниками — пирогами с рыбной начинкой. В этой огромной провинции еще можно было встретить настоящих славян с их древними обрядами и особой манерой говорить. Здесь не было татаро-монгольского ига, которое, словно злое черное облако саранчи, накрыло святую Русь в 13 веке.

Амелия и Франц тоже поселились в Маймаксе, ближе к своей лесопилке. Амелия была высокая и хорошо сложенная женщина, как вся лучшая половина рода. Она всегда была привязана к брату, а теперь, когда их семьи жили рядом, связь между домами стала очень тесной. Их многочисленные дети росли бок о бок. У Евгения и Анны было четыре сына и три дочери. Амелия и Франц тоже были отмечены свыше детьми. Крестины, дни рождения, именины не только детей, но и родителей, бабушек, прабабушек, теток и дядей были поводом для вечеринок и сбора всей родни.

Семья Шольцев полностью приняла Анну. Особенно ее любили дети. Помню, как старенькая двоюродная тетя вспоминала времена, когда все они были детьми, как любили, когда тетя Аннушка, как называли ее, танцевала и пела им, играла с ними так, как когда-то сама ребенком играла в деревне. «Она всегда была веселая и молодая, — говорила старая тетушка, — как будто ровня нам, детям. Ей нравилось быть с нами.

Ее мать, бабушка Федосья, была талантливая сказочница. Мы собирались вокруг нее, и она заводила своим калужским говорком, воодушевленно и таинственно, сказку, как в некотором царстве, высоко на холме над быстрой рекой жил-был умный царь, у которого была красавица-дочь. Действо постепенно разворачивалось. Дети слушали затаив дыхание, боясь пропустить хоть слово. А волшебный ковер-самолет уносил их все дальше и дальше над лесами и морями, в сказочную страну, где происходит и плохое, и хорошее, но все всегда кончается счастливо».

Годы мчались, дети превратились в юношей и девушек. «Старое старится, а молодое растет», — гласит русская пословица. Шумные утренники с переодеваниями уступили место маскарадам. Маленькие санки, на которых дети с хохотом и визгом катались с ледяных гор на заднем дворе, сменились санями в конной упряжке, которые в масленицу так упоительно быстро неслись по залитой лунным светом реке.

Евгении, или Ене, как звали ее в семье, исполнилось семнадцать лет. Она была высока и стройна. Непослушные завитки темных каштановых волос обрамляли круглое личико с высокими скулами, унаследованными от матери. От матери же у нее доброта и нежность в глазах, от которых окружающим становилось теплее и веселее.

Сын Амелии Александр подружился с Еней, он особо выделял ее меж друзей и двоюродных братьев и сестер, а на вечерах танцевал чаще всего именно с ней. На масленице они оказывались в одних санях. Александр постоянно появлялся в доме Ени и оставался до самого вечера.

В те времена ежегодно проводился благотворительный костюмированный бал, на нем появлялись в костюмах литературных персонажей. Очередной бал был объявлен пушкинским. Еня, у которой был тонкий художественный вкус и умелые руки, с большим искусством создала наряды для себя и сестры Людмилы. Та решила появиться в облике зловещей Пиковой дамы. С тех пор в семье ее так и прозвали — Пиковая дама, позже сократили до Пики, а когда она стала старше, то превратилась в тетю Пику. Ребенком я знала ее только под этим именем и была очень удивлена, когда однажды обнаружила, что тетя Пика на самом деле Людмила. Еня отправилась на бал в костюме пушкинской русалочки.

Я помню, как тетя Пика описывала тот бал. «Платье у меня было замечательное, и мне намекали, что я могу выиграть приз. Можешь себе представить мое разочарование, когда судьи назвали имя Ени! И правда, — продолжала она без всякого сожаления, — надо признаться, она выглядела прелестно. Платье у нее было совсем простое — зеленый и голубой шифон струился, как вода в реке, а длинные волосы были распущены и ничем не украшены. Наша мама рассердилась, когда узнала, что Еня собирается танцевать босиком, объясняя, что русалочки не носят обувь, ведь в те дни это было очень смело. Но когда Еня завершила танец, ее пронесли на высоко поднятых руках по всему залу», — взгрустнув, закончила Пика.

Вскоре после этого бала Еня и Александр обратились к родителям с просьбой разрешить им пожениться. Русская православная церковь не одобряет браков между двоюродными братьями и сестрами, но это препятствие как-то преодолели. Еня, восемнадцати лет, и Александр, бывший на несколько лет старше ее, поженились.

Первые два года супружеской жизни Еня и Александр жили с родителями, а после рождения дочери Ольги Александр купил дом на Олонецкой улице. Дом был большой, но вокруг царило запустение. И родня Александра считала, что Еня слишком молода и неопытна, чтобы справиться с этим, ведь требовались слишком многочисленные переделки. Но они ошиблись. У Ени было внутреннее чутье, воображение, которое позволяло ей точно представить результат своих начинаний. Одаренная художественным вкусом и неиссякаемой энергией, она обладала упорством в преодолении препятствий. Воспринимая их как перст судьбы, она относилась к ним с терпением, присущим ее родителям.