Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят! - Геннадий Тоболяк Страница 13

В Афганистане шла жесточайшая драма, и все самое плохое и отвратительное всплывало на поверхность. Такая вот правда об этой войне. Если в 1930-е годы в Испанию направлялись лучшие из лучших военных специалистов, то в Афганистан метлой загоняли худших из худших: пьяниц, нарушителей дисциплины, бывших зэков – с единой целью, чтобы они там и остались, не жалко. Известно, что масло с водой никогда не смешивается. Это закон природы, так же нельзя пьяницу сделать дисциплинированным воином, хорошим офицером или солдатом. На таких людей нельзя положиться в условиях войны. Они, как правило, могут хвалиться о своих подвигах на словах, на деле они трусы.

– Вы, майор Собин, прибыли в Афганистан добровольно? – спросил я офицера с единым намерением хоть что-то узнать о нем.

– Да, я доброволец, – ответил он, – оказался в Афганистане, чтобы не задохнуться в пустоте мелочных невзгод. Офицеров-отказников я ненавижу. Все они жили в плесени советской действительности, как мокрицы, гордились грамотами, дипломами, но не орденами и медалями.

Теперь, когда началась афганская война и нужно быть сильными, они вдруг оказались слабыми. От них требовалось проявить волю и решительность, а у них таких качеств не оказалось, потому что они были рабами от природы, этим все сказано, просидели всю жизнь под юбками маменек и бабушек…

Собин попросил разрешения закурить.

Пользуясь возникшей паузой, я спросил его:

– Во что вы, Собин, верите?

– Ни во что не верю! – последовал ответ. – Подчиняюсь лишь воле начальника и командира, а более никому. Я военный человек и всегда готов выполнить любой приказ командира. Совесть мне нужна в быту, а не на службе. На службе совесть заменяет воля начальника и приказ командира.

– Даже готовы выполнить преступный приказ?

– А почему нет? Готов. Где вы видели, чтобы без жертв была искуплена победа? Таких примеров нет и не будет!

Майор Собин замолчал, настороженно посмотрел на меня, чего-то ждал. Наши глаза встретились.

– А как вы думали, что я отвечу? – спокойно сказал он. – А вы, майор Собин, не забыли, что у вас не две головы?

– Об этом помню и очень хорошо, что у меня одна голова на плечах. Догадываюсь, почему вы так спросили. Приказ надо выполнять, иначе, как сказано в Библии: «Он же ужалит тебя в пятку». Однако пока, как мне кажется, я не сделал сколько-нибудь серьезных ошибок, чтобы быть ужаленным в пятку.

Собин чуточку помедлил, потом неожиданно сказал: «Маринованный огурчик свежим не станет!» – так часто говорил мне начальник по старому месту работы. Главное в моей биографии – это то, что я нахожусь в Афганистане. Не струсил, как другие. Их я называю не иначе, как «маринованными огурчиками». «Их отказ – другим наука!» – утверждал классик и был прав. Трусы никогда не рискуют. Они, как правило, пишут слово «Сало» с большой буквы, а слово «родина» с маленькой буквы, поэтому мне таких людей не жаль. Пусть с ними будет то, чего они заслужили.

– Скажите, Собин, что вы ищете в Афганистане?

– Во-первых, хочу после окончания командировки в Афганистане продолжить службу не на Дальнем Востоке, а в Москве или в Ленинграде. Во-вторых, получить досрочно воинское звание «подполковник» и хорошую характеристику с места службы в Афганистане, а там посмотрим, как все сложится. Не исключаю, что может все сложиться почти по Булгакову: «Никогда ни у кого не проси. Сами дадут, под зад!»

– Как я понял, вы, майор Собин, не верите в торжество Саурской революции, так стоит ли вам, как говорится, расчищать авгиевы конюшни Бабрака Кармаля?

– А почему бы не поучаствовать в их расчистке? Охотно поучаствую. Это даже интересно и занимательно. Афганистан ждет повторение худшего, что было в 1917 году в России. Кабул, Кандагар, Герат, Мазари-Шариф… завалены трупами. Их никто не убирает или убирают с большим опозданием, народ голодает, мрет. Из птиц остались одни воробьи и вороны. Все съедено. Правда, есть еще мыши и крысы, но это уже пойдет на десерт. Саурская революция не принесла афганскому народу ничего, кроме страданья. Теперь многие стали понимать это, но поздно. Из песни слов не выбросишь, назад хода нет. Нищие стали брататься с нищими, голодные с голодными, воры – с ворами. К чему это приведет – к взрыву страстей, новому витку напряженности в Афганистане. А кармалевская пресса, продажная и коррумпированная, трубит о том, что светлое будущее не за горами, дурачит народ разного рода глупостями, кто, к примеру, быстрее машет крыльями – комар ила муха? И афганский народ поддается на такие уловки, увлекается не на шутку этим вопросом, ловит комаров и мух и решает, кто же действительно машет крыльями чаще и быстрее, комар или муха?

– Ну и какой ответ? Кто все-таки чаще машет крыльями – комар или муха?

Майор Собин улыбнулся, сказал:

– Бабрак Кармаль скачет без оглядки не в ту сторону, и когда он оглянется назад, то родины за собой не обнаружит. Пока на крыльях насекомых удается сбить накал страстей, вернуть массы в мир грез и мечтаний о светлом будущем. Конечно, говорить проще, чем что-то сделать. Сегодня беда заглянула в афганские кишлаки, а завтра? Кармаль кнут из рук не выпускает. Это не война, а «черная книга» о войне, не забота о человеке, а борьба с ним. Чувствуется наш, советский почерк в афганских делах. Достаточно вспомнить, как все печалились, что у легендарной Ниобеи погибли все четырнадцать детей, умерших от стрел богов, но никто не хотел знать о гибели девяти сыновей у матери-героини Степановой в годы Великой Отечественной войны. Мать-героиня умерла в нищете, всеми забытая. Ее похоронили случайные люди. Закопали в яму. Могила заросла крапивой, полынью, и только тогда вспомнили о Степановой. Начали искать могилу, но никто точно не мог указать место захоронения и, чтобы показать заботу о женщине-труженице, поставили памятник Степановой на случайной могиле и вновь о ней забыли. Как это похоже на афганский быт! Прав оказался Гёте, сказав: «Из всех воров дураки – самые вредные, они одновременно похищают у нас время и настроение!»

– И последнее, скажите, пожалуйста, Михаил Михайлович, – обратился я к майору Собину, – есть ли у вас ко мне вопросы, пожелания, словом, то, что вы хотели бы сказать один на один?

– Мне вам нечего сказать. Все, что требовалось, я сказал. Если что-то появится, обязательно скажу.

– Ну, что ж, – сказал я, – и на том спасибо. Помните, что говорил Капнист:

– Будь тверд в злосчастные минуты, но счастью тоже не доверяй!

Затем пригласил для беседы переводчиков разведгруппы.

Первым зашел Хаким, румяный, как вечерняя заря, следом – его товарищ Ахмет. Оба молчаливые, угрюмые, подозрительные, кряхтели, как столетние старики, на вопросы отвечали осторожно и односложно: «Да» или «Нет!». Лишь однажды переводчик Ахмет хотел что-то сказать важное, но не сказал, раскашлялся, из глаз побежали слезы, он почувствовал себя плохо. Попросил разрешение выйти и, выходя, махнул рукой, что, дескать, еще будет время поговорить по душам, а пока здоровье не позволяет.