Московский модерн в лицах и судьбах - Людмила Соколова Страница 13
Московский модерн в лицах и судьбах - Людмила Соколова читать онлайн бесплатно
Его супруга Эмилия Николаевна Бакунина (1875–1960), урожденная Лопатина, происходила из славного рода князя Дмитрия Пожарского. И тоже была врачом. Вместе они работали земскими врачами в тверской глубинке, вместе потом на Остоженке, № 19 открыли свою клинику. Она была хорошо продумана и оборудована: на первых двух этажах были светлые благоустроенные палаты, кабинеты врачей, комнаты для электролизации и рентгена, водолечебница, операционная. На третьем этаже поселилась семья Бакуниных. В их апартаментах были гостиная с камином, кабинеты и спальня хозяев, детская, комната няни.
За короткое время клиника Бакуниных, в которой работали талантливые специалисты разных профилей, стала в Москве очень популярной. Здесь оказывали помощь всем, кто в ней нуждался: лечили заключенных Бутырской тюрьмы (в основном – эсеров), принимали раненых во время Первой империалистической войны, а также раненых во время Октябрьского переворота – невзирая, белые они или красные. Здесь был прооперирован видный деятель большевистской партии – секретарь Президиума В ЦИК Авель Енукидзе…
В 1920-х годах дом № 19 был объединен с домом № 17, и площадь клиники значительно увеличилась.
В 1925 году тяжело заболевшего патриарха Тихона не приняла ни одна больница Москвы. Тогда супруги Бакунины предложили поместить его в свою клинику.
В страшное и сложное время оказался во главе Русской православной церкви патриарх Тихон (в миру Василий Иванович Беллавин (1865–1925), в 1917 году ставший первым патриархом после восстановления патриаршества в России. Чтобы спасти церковь от разорения, а ее служителей от расправы, он обратился к властям с письмом:
Патриарх Тихон
«Передайте советскому правительству и Президиуму ЦИК СССР глубокую благодарность – как от меня, так и от моей паствы.
Отныне церковь отмежевалась от контрреволюции и стоит на стороне советской власти.
Церковь возносит молитвы о стране Российской и о советской власти.
Церковь признает и поддерживает советскую власть, ибо нет власти не от Бога…»
После этого новых сторонников в стане безбожников он не приобрел, а многих из старых растерял.
В стране продолжали крушить храмы, сажать или расстреливать священников. А в начале 1925 года в недрах ГПУ была состряпана фальшивка и началась разработка «шпионской организации церковников», которую по замыслу следствия возглавлял патриарх Тихон. Несмотря на плохое здоровье святейшего, его несколько раз арестовывали и по многу часов допрашивали.
После одного такого допроса он и оказался в клинике Бакуниных. Но и здесь патриарху не давали покоя, и прямо в лечебнице был устроен допрос. Как только здоровье владыки немного улучшалось, он торопился к своей пастве.
Вечером 7 апреля 1925 года последний сердечный приступ, и все…
Вскоре после смерти патриарха Тихона без всякого предупреждения лечебница Бакуниных была национализирована и передана в распоряжение Наркомздрава.
Алексей Ильич очень тяжело переживал это. Счастье, что не посадили – ареол имени Михаила Бакунина спас. Он же, вероятно, и помог добиться разрешения на отъезд за границу.
30 марта 1926 года огромная толпа народа: родные, друзья, бывшие пациенты, коллеги и просто знакомые собрались на перроне Белорусско-Балтийского (сейчас Белорусского) вокзала, чтобы проводить семью врачей, заслуживших всеобщее уважение.
Бакунины уехали сначала в Италию (Кави-ди-Лаванья), а потом во Францию. Они поселились недалеко от Парижа, в Сент-Женевьев-де-Буа – центре русской эмиграции. Эмилия Николаевна работала врачом в Русском доме, а Алексею Ильичу не удалось найти работу по специальности, поэтому он в 1927 году уехал в Королевство сербов, хорватов и словенцев, где практиковал в провинции (Нови-Пазар), потом в больнице Российского общества Красного Креста в Белграде. В 1937 году он тяжело заболел, и жена приехала и увезла его во Францию. Там они потом вместе и работали.
Умер Алексей Ильич уже после окончания Второй мировой войны в 1945 году и похоронен на кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа. Эмилия Николаевна и их дочь Татьяна позже захоронены в его могиле.
Их дочери: Наталья (1900–1991), Татьяна (1904–1995), в замужестве Бакунина-Осоргина, – ученый, историк масонства, библиограф.
В 2000-х годах доходный дом Грязнова на Остоженке № 17 был отреставрирован и визуально отделен от соседнего здания: проездная арка была раскрыта, в ней установлены узорчатые ворота, стилизованные под модерн.
На месте Введенской площади, в низине, вплоть до 1800 года, находился «прачечный пруд» на реке Хапиловке. Указом Павла I пруд засыпали, берега Яузы благоустроили, недалеко построили церковь Введения в Храм Пресвятой Богородицы. Вот и площадь стала Введенской.
К середине XIX века этот район стал промышленной зоной Москвы. Более того – соседствовал с бедным жилым районом Хапиловка. В 1875 году Введенская площадь была соединена с центром города линией конки.
Особняк, о котором пойдет здесь речь, совершенно не похож на то, что делал Кекушев до этого, и на то, что сделает позже.
И не только в плане архитектуры – тут удивляться не приходится гению Мастера, который хоть и использовал некоторые любимые приемы, но никогда их не копировал. К примеру, окна. Они большие, но, чтобы терялось меньше тепла, имели двойные рамы с внутренней воздушной подушкой и плотно закрывались с помощью изобретенных Кекушевым оконных задвижек.
Уникальность этого особняка в том, что это единственное здание в Москве в стиле модерн, выполненное из дерева. На то было желание заказчика, который верил в здоровый дух деревянных домов и хотел круглый год чувствовать себя как на даче. Но надо было учитывать наш суровый климат, и особняк построили из дерева в несколько слоев да еще обшили досками.
Отдавая дань времени и модному стилю, дача была не в русских традициях с привычной анфиладой комнат, а напоминала европейскую или даже американскую постройку: все комнаты располагались вокруг центрального ядра – красивой лестницы, ведущей на второй этаж.
В доме были предусмотрены все на тот момент достижения комфорта: канализация, своя котельная и водяное отопление, во всех комнатах стояли большие батареи, закрытые декоративными решетками. Из кранов текла горячая и холодная вода. Был установлен телефон.
В то же время у особняка были и узнаваемые русские дачные черты – открытые закругленные веранды и характерные приемы ар-нуво – невысокая кованая ажурная ограда. Особняк получился изящным и стильным. Но практически у каждого, кто им восхищался, возникал резонный вопрос: а что делает эта красота здесь, в окраинной промзоне?
Но кто знал заказчика, Василия Дмитриевича Носова (1848–1920), тот знал и ответ.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments