С кортиком и стетоскопом - Владимир Разумков Страница 13

Как-то к вечеру ко мне в медпункт ворвался боцман с криком:

— Урушадзе повесился!

Я схватил медсумку и помчался за ним на бак в район шкиперской каптерки. На палубе около открытого люка кладовки толпились матросы, а между ними полулежащий Урушадзе. Он тяжело дышал, держась за шею, на которой, как я сразу заметил, были небольшие ссадины от веревки. Я бросился к нему, нащупал пульс, посмотрел в глаза и с облегчением понял, что он в относительном порядке. Боцман матерился, руки у него дрожали, и вообще Исаича раньше я таким никогда не наблюдал. Оказывается, это он обнаружил Урушадзе и быстро перерезал веревку, поймав его в свои мозолистые руки. Через несколько минут висельник Урушадзе с моей помощью уже мог дойти до медпункта. Там в течение часа я добивался от него объяснения причин его поступка. Не получив никаких вразумительных ответов, понял, что он блефовал. Доложил командиру, выдвигая свою версию и, нарушая все существующие по этому вопросу инструкции, вместо срочной госпитализации, запер его в душевой офицерского состава, предварительно отобрав все, что может помочь членовредительству, и поставил у дверей часового.

— Подумай о своем поступке, Урушадзе, и не дури всем голову, — сказал я и запер дверь снаружи, предварительно сунув ему медицинскую утку. — Мочись!

Так он просидел у меня двое суток. Еду и парашу ему приносили, но он от всего отказывался. В это время вернулся из отпуска замполит капитан 3 ранга Соловьев. Выслушав мой доклад, где я его убеждал, что Урушадзе симулянт и все это подстроил, будучи уверенным, что его спасут, ибо увидел идущего в каптерку боцмана, у которого в кармане всегда был его замечательный боцманский нож. Об этом, конечно, знали все боцманята. Замполит, выслушав меня, разразился такой бранью, которой от него я никогда не ожидал.

— Ты что, — орал он, — хочешь, чтоб нас всех под суд отдали? О себе подумай! Ишь, какой принципиальный нашелся! Да черт с ним, с этим идиотом, если он даже симулирует. В психушку его срочно, чтоб через час его на корабле не было!

Пришлось выполнять приказ. Да я и сам, если честно, уже не знал, что мне с ним делать. Короче говоря, я с облегчением принялся исполнять приказание замполита.

Через два месяца пополневший и посвежевший Урушадзе, не скрывая радости, докладывал, что его увольняют по болезни и что я — бездушный человек, не поверивший ему, больному и несчастному. Узнав итоги урушадзовской эпопеи, командир строго посмотрел на меня.

— Вот, доктор, запомните и зарубите себе на носу, что, если вы убеждены на сто процентов в чем-то, но это противоречит руководящим документам — ваш долг выполнять их, а не ориентироваться на свои соображения. И умерьте свою гордыню. Поняли?

— Так точно!

И я уныло поплелся из его каюты, проклиная свою службу, где ежедневно приходится наступать на свое «я» в угоду руководящим документам и обстоятельствам.

Кстати, лет так через пять, когда я уже служил в госпитале в городе Поти, будучи в Сухуми на набережной меня вдруг кто-то окликнул. Обернувшись, увидел такое знакомое лицо моего «висельника».

— Здравия желаю, товарищ майор! — весело приветствовал он.

— Урушадзе! Это ты? Что ты здесь делаешь?

— Я здесь живу и очень неплохо, — осклабился он. Мы поговорили, вспомнили корабль.

— Слушай, — сказал я, — время прошло, тебе уже ничего не грозит, скажи честно, как все тогда было.

— Да что там рассказывать, надоело все до чертиков, вот я и рискнул. Правда, опасался, а вдруг боцман до каптерки не дойдет. А так, думаю, была не была, и выбил «банку» из-под ног. А что мне прилепили «психа», то мне здесь это не мешает. Мандарины на дворе и у психов растут!

Вот она, моральная сатисфакция! Целый день душа пела — а ведь я был прав!