Эсэсовцы под Прохоровкой. 1-я дивизия СС "Лейбштандарт Адольф Гитлер" в бою - Курт Пфеч Страница 13

Но они ошибались. Они шли и оглядывали местность. Останавливались, ругались, падали на том месте, где только что стояли, медленно перекатывались по земле, снова устало поднимались, шли, останавливались и снова шли.

Поздним вечером они, таща за собой оружие и снаряжение, стали пробираться через лес. Продрались через редкий кустарник. Перед ними открылась слегка поднимающаяся к цепи холмов на горизонте равнина.

«Окопаться!»

Оба пулеметных расчета разбежались влево и вправо. Ханс остался в середине. Стрелки равномерно расположились от пулемета до пулемета.

— Ханнес!

Откликнулся веснушчатый парень из Ганновера.

— Пятьдесят метров вперед! Дозор, первая смена! Уни сменит тебя через два часа, затем — Камбала, потом — ты, Цыпленок! Все ясно?

Земля, сверху жесткая, после нескольких ударов лопаты становилась мягкая и рассыпалась песком. Эрнст первым уселся в отрытом окопе. Благодаря своему чутью он нашел узкую глубокую яму. Положил две-три лопаты земли в качестве бруствера — и укрытие готово! Он принялся жевать и отхлебывать из фляжки. Блондин подсел к нему. Запахло шнапсом. Эрнст протянул ему хлеб и банку консервов:

— Отрежь себе. Крышку я открыл только наполовину.

Было вкусно. Первый глоток обжег, словно огнем. Блондин закашлялся и замахал рукой перед ртом.

— Чай был бы лучше! Чай с лимоном и со льдом!

Эрнст пожал плечами:

— Ерунда! Я разбавил водку цикорием, чтобы было больше. А чай можешь списать!

— Почему?

— Кухни приедут только завтра к утру.

— Черт, целую ночь будет нечего пить! И при этом еще не началось. А что будет, когда грохнет?

— Тогда ничего не будет. И нам придется пить шнапс, отобранный у ивана, у него всегда найдется.

Перед ними над цепью холмов мелькнула вспышка.

— Это не артиллерия.

— Ну да, опять будет гроза.

Донесся приглушенный раскат грома.

— Сверну-ка я пару цигарок, а то потом будет сыро.

Снова блеснуло. Молния прошла горизонтально, гром долетел быстрее и загремел, словно шар по кегельбану.

— У тебя плащ-палатка есть?

Блондин сделал еще глоток, сморщился и вздрогнул:

— Слишком мало воды. Это — не разбавленный шнапс, а чистый спирт.

Он сунул сигареты в карман рубашки под маскировочную куртку и встал.

— Пока, Эрнст. Я тут в одном прыжке от тебя.

Вдруг пошел дождь. Молнии сверкали одна за другой, гром грохотал не переставая. Блондин накрыл плащ-палаткой каску, карабин зажал между коленями как палаточный кол и застыл, прислушиваясь к раскатам грома и шуму дождя. Он курил, глубоко затягиваясь. Выдохнутый дым висел под пологом импровизированной палатки. Дождь лил как из ведра, но прохлады не было. От лесной почвы пар поднимался как в бане. И снова проклятая жажда! Он притянул верхнюю губу к носу. Котелок! Где он? Как раз позади меня. Он осторожно попробовал его нащупать. При этом он наклонил карабин, и поток воды хлынул ему на брюки. Он выругался. Но затем с удовольствием услышал жестяную дробь капель дождя по котелку и крышке. Хочется пить! Недолго думая, он убрал карабин, натянул палатку мысками сапог и подставил лицо дождю. Как хорошо, Господи Боже мой, сделай так, чтобы дождь шел подольше, пока не наполнится котелок или хотя бы крышка. А потом выпить! Крупными глотками и так долго, пока хватит воздуха, а вода не потечет из ушей! И Бог его послушал. Он не переставая низвергал потоки воды, метал молнии вокруг себя и при этом от радости громоподобно и раскатисто хлопал в ладоши. Блондин глубоко втянул голову в плечи. С каски стекала маленькая Ниагара. По плащ-палатке стекали потоки воды, и под ногами образовались большие лужи.

— Чертов дождь! — Блондин поднялся, отряхнулся, словно мокрая собака, ощупал свой намокший зад, снова выругался, взял винтовку и осмотрелся при вспышках молнии. А кто это там сидит? Он прошел несколько шагов.

— Да, Цыпленок, садись здесь слева. — Замотанным в палатку гномом оказался Эрнст. Он сидел на стволе поваленного дерева. Блондин улыбнулся: «Я, оказывается, был не первым со своими хитрыми мыслями о бревне и сухой заднице».

Я поставил свой котелок под дождь.

— Отлично, но это не настолько хорошо, как…

— Расскажи, как сделать лучше.

— Я уже выпил пару литров. Хочешь полный котелок?

У Блондина отнялся язык. Он судорожно сглотнул. Эрнст предложил:

— На, пей полный, весь.

Котелок был тяжелым. Он снова судорожно сглотнул, приложился и начал пить. У него было такое чувство, словно он находится на имперском партийном съезде. Надо же, чтобы все знали, что он принимал участие в партийном съезде в Нюрнберге. На лучшем месте, высоко над массами народа, на террасной пристройке, он был фанфаристом. Тогда что-то случилось, такое же, как и сейчас, когда вода течет по пересохшему горлу, в животе начинает булькать, и все тело наливается влагой изнутри. Он прервался, вдохнул воздуха и снова начал пить, пока хватало дыхания. Молнии стали сверкать реже. Гром стал греметь приятнее. Но дождь шел по-прежнему сильный.

— Давай сюда, нальем его снова.

— А как ты его набираешь так быстро?

— Думать надо, Цыпленок, думать. Я сделал складку в палатке между коленями, поставил под нее котелок, и вода стекает в него лесным ручьем.

— Понятное дело. А я, болван, поставил свой котелок просто так на землю. Думать надо, думать!

Дождь стих так же быстро, как и начался.

— Добрый вечер, — Эрнст показал на лужи. — Как раз приглашают в них выспаться.

— Пессимист! Вечно ты ворчишь.

— Ты прав, Цыпленок. Или напьешься, или выспишься. И то и другое сразу не получится.

Некоторое время они сидели молча. Эрнст отряхивал свою плащ-палатку, потом снова сел и свернул две цигарки. Блондин осматривал округу. Его взгляд остановился на цепи холмов, которые темной массой, почти угрожающе закрывали горизонт.

— Знаешь песню «Пусть развевается черное знамя?»

Эрнст прикурил в укрытии из обеих рук две сигареты и протянул одну Блондину.

— Что ты опять болтаешь? Черное знамя? Это что такое?

Блондин кивнул на холмы:

— Как раз вспомнил последний стих: «В лесу на горе ночует смерть. Кто знает, рано поутру сразит она меня, с собой ли уведет…»

— Типично! Ты посмотрел на какие-то холмы и вспомнил про Крестьянскую войну. Это из Бюндишен, да? А там на них сидит иван, думаешь ты, а мы должны будем его завтра на заре выбить с них? Так? — Он отрицательно покачал головой, как будто хотел сказать: «Бессмысленно, совершенно напрасно разговаривать с этим глупцом», а вслух сказал: