Двенадцать лет с Гитлером. Воспоминания имперского руководителя прессы. 1933-1945 - Отто Дитрих Страница 13

Излишняя пристрастность Гитлера к режиму Муссолини в Италии была преступной ошибкой, особенно если учесть, что это влияло на его политику по отношению к Франции. Он угождал Муссолини, пока не стало слишком поздно, пока вторжение союзников в Северную Африку не изменило условия и не заставило его нарушить перемирие, которое он сам навязал Франции.

Его политику по отношению к Франции в Германии совсем не одобряли. Даже Риббентроп, отличавшийся крайней бестактностью в решении международных вопросов, неизменно задевавший чувства других наций, нередко отмежевывался от политики Гитлера во Франции. По всей вероятности, он пытался переубедить Гитлера, но тот оставался неуправляемым, упрямым, неподвластным голосу разума. После того как из-за жесткой позиции Англии он потерпел поражение на политической сцене, государственный деятель в нем умер. Когда он начал искать славу в качестве военного деятеля, он рассчитывал на успех оружия и его вера в победу зиждилась только на военной мощи. Он уже был неспособен к принятию политических решений.

Политическая недееспособность Гитлера была продемонстрирована в Бельгии и Голландии на протяжении всего периода оккупации этих стран. Гитлер обещал этим странам восстановить их суверенитет сразу же после победоносного завершения кампании во Франции, когда отпадет военная необходимость оккупации. Он не сдержал этих обещаний. В течение пяти лет Бельгией и Голландией управляли комиссариат рейха и военное командование, неся этим странам все тяготы и унижения военной оккупации. Гитлер не сулил им никакой перспективы улучшения условий жизни. Здесь нас снова поражает полное отсутствие плана, который позволил бы бельгийскому и голландскому народам жить свободно и независимо. Какое место в новой Европе отводил Гитлер для этих стран? На этот вопрос у него ответа не было.

Его система пактов с Балканскими государствами поверхностному наблюдателю могла бы показаться грандиозной попыткой обеспечить общее благосостояние Европы. Но на самом деле за этими пактами не стояло никакой конструктивной идеи. Это были лишь ширмы, прикрывающие отсутствие у Гитлера какой-либо политической программы на случай военной победы. В Юго-Восточной Европе министерство иностранных дел проводило более или менее обычную политику трех сил. Гитлер ею почти не интересовался, всецело посвятив себя военным вопросам. На церемониях в Берлине и Вене, проводившихся в честь подписания каждого пакта, особый акцент делался на дружбу и гармонию интересов подписавших государств в рамках воображаемого нового порядка в Европе. Но все это было чистой риторикой. Для Гитлера эти пакты, если говорить о Венгрии, Румынии и Болгарии, были нужны лишь для обеспечения транзита немецких войск через эти страны. В Югославии, в договоре с которой это право не оговаривалось, Гитлер немедленно воспользовался падением режима Цветковича ^[9], чтобы оккупацией укрепить свое влияние на страну.

В остальном же действия Гитлера на Балканах могут рассматриваться только в связи с нападением Муссолини на Грецию. Гитлера не известили о намерениях Италии относительно Греции, и, как он часто замечал своим помощникам, он их не одобрял. Он обо всем узнал из сообщений по радио, когда ехал в своем специальном поезде в Италию на совещание с Муссолини. При встрече Муссолини приветствовал Гитлера словами: «Я решил выступить против Греции, чтобы раз и навсегда уничтожить угрозу для Италии!»

После военной победы на Балканах Гитлер решал сложные проблемы этого спорного района Европы столь же невежественно, по-любительски и безуспешно, как и повсюду в Европе. Он подхватывал идеи первого человека, который предлагал решение какой-нибудь административной проблемы, соответствующее его образу мысли, и претворял ее в жизнь самым либеральным способом. За многие годы своего господства на Балканах он наделял противоречащими друг другу полномочиями послов, специальных представителей, военачальников, полицейских начальников и прочих. Эта неразбериха, в сочетании с амбициями Италии в этом регионе, создала настоящий хаос. Один эксперт в области международных отношений характеризовал ситуацию следующими словами: «На Балканах двадцать пять немецких представителей власти, наделенных Гитлером противоречащими друг другу полномочиями, действуют заодно и друг против друга. Противостоит им только одна-единственная власть: Тито ^[10]».

Вся гитлеровская система пактов в Балканских государствах распалась, как карточный домик, как только пала его военная власть, что лишний раз обнаруживает ее внутреннюю пустоту.

В период между Балканской и Русской кампаниями Рудольф Гесс слетал в Англию. Повсюду широко обсуждалась серьезная попытка примирения со стороны Гитлера. Но полет Гесса стал сюрпризом для Гитлера и сенсацией для немецкого народа и остального мира.

В это время Гитлер находился в Берхтесгадене. На следующее утро после той ночи, когда Гесс приземлился на парашюте в Северной Англии, к Гитлеру в Бергхоф ^[11] явился личный адъютант Гесса со срочным письмом. Ему пришлось ждать до полудня, пока Гитлер примет его. Прочтя письмо, Гитлер пришел в невероятное возбуждение, которое вскоре распространилось на весь дом, погруженный в обычное для воскресного дня спокойствие. Правда, никто из присутствующих не понимал причины возбуждения Гитлера. Он послал за начальником штаба Гесса, Мартином Борманом, арестовал адъютанта, доставившего письмо, а затем послал за Герингом, Риббентропом и Кейтелем, отдыхавшими поблизости. Последовали долгие часы совещаний, продолжавшиеся до вечера и прерванные только потому, что вечером была назначена встреча с французским адмиралом Дарланом.

Происходившее в конференц-зале постепенно в общих чертах стало известно всем. В письме к Гитлеру Гесс объяснил свои намерения и мотивы своего поступка. Несколько дней спустя адъютант показал мне письмо. Большая его часть, и это показалось мне очень странным, была посвящена подробному описанию технических аспектов полета, который он уже один раз безуспешно предпринимал. Гесс подчеркнул, что причина его поступка не трусость или слабость и уж тем более не побег, поскольку для такого опасного шага требуется больше мужества, чем остаться в Германии.

После такого вступления Гесс перешел к политической сути своего плана. Его цель, писал он, установить контакт между Англией и Германией, лично связавшись с некоторыми выдающимися людьми Англии, которых он знал. В интересах обеих наций, утверждал он, такой контакт необходим; надо предпринять серьезную попытку закончить войну путем переговоров. Он заметил, что в недавнем разговоре с Гитлером убедился, задав прямой вопрос, что в глубине души Гитлер по-прежнему хочет понимания между Англией и Германией. Он ни слова не сказал Гитлеру о своем намерении полететь в Англию, потому что знал, что фюрер бы это запретил. Родившийся и выросший в английской среде (Александрия, Египет), он считал себя самым подходящим человеком для этой миссии. Англичанам, подчеркивал он, его поступок не сможет показаться признаком слабости немцев; напротив, он будет делать акцент на военной непобедимости своей страны и напоминать, что Германии не приходится просить о мире.