Карл XII, или Пять пуль для короля - Борис Григорьев Страница 13

Спустя семь часов (то есть около 15.00) Карл XII сошел с коня и вернулся в свою резиденцию. На площади перед мостом Мункбрун городским жителям было приготовлено угощение с вином, водкой, поджаренными рябчиками и крутящимися на вертелах тушами быков. Торжественный обед для Карла и приглашенных начался вечером. Король отдал скипетр Кристофферу Юлленшерне, тот передал яблоко X. Вахтмейстеру, а тот, в свою очередь, передал ключ Ф. Вреде. Торжественно внесли тазик с водой, кружку и полотенце. Король вымыл руки и сел за стол. После молитвы король приступил к еде. Виночерпием служил граф Н. Бъельке, прочие члены Госсовета подносили королю всякие изысканные блюда, в то время как Карл Юлленшерна разрезал пищу на куски и клал ее на тарелку Карлу. Пока король трапезничал, все без исключения должны были стоять. Откушав, король снова помыл руки, взял с собой скипетр и корону и удалился. Только теперь все приглашенные могли приступить к еде — по очереди, согласно чину и рангу: сначала еду подали королеве-бабушке и другим членам королевской семьи, потом некоторым знатным дамам, затем членам Госсовета и т. д.

Всю ночь в столице и по всей стране проходили торжественные богослужения, обеды и церемонии. Так пятнадцатилетий мальчик стал неограниченным монархом обширной шведской империи. Он будет править двадцать один год и один день, следуя во всем заветам своего отца. Утверждают, что, умирая, отец оставил сыну письмо, о содержании которого никто, кроме одного придворного по имени Валленстедт, писавшего письмо под диктовку Карла XI, не знал. Предположив, что отец давал сыну советы о том, как управлять страной, мы не ошибемся, если скажем, что рекомендации эти были сформулированы в духе правления самого Карла XI: править твердой рукой, не давать никому поблажки, держать под контролем аристократов, ценить людей по заслугам, а не по происхождению, быть экономным в расходовании государственных средств. Как мы увидим, Карл XII в основном придерживался заветов отца и почти ни в чем не отклонялся от его политического курса — за исключением, может быть, пункта о расходовании казенных средств. (Этим недостатком, к сожалению, часто страдают дети великих экономов и собирателей).

Как же так получилось, спрашивает шведский историк Ф. Ф. Карлссон, что такой важный вопрос, как возведение пятнадцатилетнего принца на шведский трон произошло столь скоропалительно и необдуманно? В истории Швеции такие прецеденты уже имели место быть и до Карла: Густав II Адольф вступил на трон в возрасте семнадцати лет, правда, он уже имел опыт самостоятельного ведения войны; Карл XI тоже взял бразды правления в семнадцатилетнем возрасте, но образ его правления был установлен законом, правительство продолжало работать, как работало, и прошло несколько лет, прежде чем он стал править единолично. С Карлом XII получилось совсем иначе: неопытный в государственных делах и неискушенный в жизни юнец, устранив от кормила власти всех старых советников, сам взялся управлять таким огромным и сложным государством!

Главную роль в этом, отвечает историк, сыграло шведское дворянство, изнуренное в эпоху Карла XI непомерным бременем редукции и воспылавшее необоснованными надеждами на то, что юный король дарует им льготы и облегчения. Многие люди из этого сословия были недовольны составом и образом действия шведского правительства, третировавшего дворян без всякого снисхождения к их происхождению и заслугам. Сыграло свою роль и отсутствие единства в правящем Опекунском совете, раздираемом закулисными противоречиями между проавстрийской (проголштинской) партией и сторонниками профранцузской (продатской) линии. Конечно, в шведской государственной верхушке были сомневающиеся люди, но они молчали, привыкшие долгие годы не поднимать голоса перед абсолютной властью. В общем, дворяне хотели как лучше, а получилось... «Бесспорно одно, — пишет Карлссон, — за то, что случилось в правление Карла XII, не один он несет ответственность».

Надежды дворян на смягчение или отмену редукции не оправдались. Они были сильно разочарованы тем, что никаких подходов к этим желанным для них переменам молодой король не предпринимал. Более того: редукционная комиссия заработала с еще большим усердием, нежели прежде. Обеспокоенные аристократы послали к Карлу XII своего представителя генерала Отто фон Веллингка с наказом напомнить ему о своих желаниях и о том большом вкладе, который дворянство в свое время внесло в победу над датчанами в битве при Лунде. Карл XII лаконично ответил Веллингку, что конечно же он не оставит дворян своими милостями, если они будут так же верны ему, как они были верны его отцу. И все. После этого дворянство и аристократия, сорвавшие голоса на риксдаге в пользу досрочного возведения принца Карла на престол и питавшие несбыточные надежды на то, что новый король введет в отношении них какие-то послабления, умолкли на двадцать один год и один день, чтобы больше никогда «не возникать».

Молодой король взялся за управление страной горячо. Английский посол в Стокгольме Робинсон докладывал в Лондон: «Король уже приступил к ознакомлению с делами и даче приказаний с усердием и прилежанием, пример которых подавал его отец. Каждое утро он встает в 5 часов и работает большую часть дня; так что если он... не повредит свое здоровье и не изменит благорасположение, то наличествует перспектива вполне счастливого правления».

Уже на другой день после объявления его совершеннолетним Карл XII послал указание в законодательную комиссию с повелением ускорить работу по совершенствованию государственного законодательства. Не разъехавшимся еще с риксдага епископам он порекомендовал приступить к переводу на шведский язык Библии. Третье письмо, в камер-коллегию, касалось распространения на всю страну, в первую очередь на Сконскую провинцию, новой системы военной мобилизации — детища короля Карла XI, благодаря которому была проведена коренная реформа шведской армии, ставшей после этого самой сильной и эффективной армией в Европе. Четвертое и пятое указания короля в ту же камер-коллегию касались некоторых мер по развитию балтийских провинций, торговли и оказания помощи голодающим в Норрландской провинции и на территории Финляндии. Все эти шаги и меры, несмотря на свою, казалось бы, разрозненность и нестройность, были вполне своевременны и полезны. Все они были направлены на дальнейшее укрепление шведской государственности и однозначно показывали, в каком направлении будет развиваться политика нового короля.

О том, что король к шуткам не был расположен, свидетельствуют два эпизода, совпавшие по времени с первыми же днями его правления. В первом из них речь идет об уже упоминавшемся нами священнике из Муры (Далекарлийская провинция) Якобе Буэтиусе, который осмелился подвергнуть сомнению целесообразность признания Карла совершеннолетним. Буэтиуса арестовали, привезли в Стокгольм, приговорили к смерти, которую заменили тюрьмой, и отправили его отбывать заключение в Нотебургскую крепость на Неве, из которой он вышел лишь в 1710 году, когда цитадель уже принадлежала русским и была переименована в Шлиссельбург. Второй случай тоже был довольно знаменательным и произошел с фельдмаршалом и померанским генерал-губернатором Нильсом Бъельке — тем самым, который был шведским послом еще при царе Алексее Михайловиче Тишайшем и которого царь посадил в тюрьму, как только объявил шведам войну в Ливонии. За должностные преступления, выразившиеся в критике стокгольмского двора и в слишком активной самостоятельной политике (чеканке денег и в некоторых других непозволительных «вольностях»), расшалившегося при попустительстве Опекунского совета семидесятитрехлетнего померанского правителя Бъельке обвинили в государственной измене и нарушении присяги королю. Ему, как фальшивомонетчику, полагалась смертная казнь, но казнить его король не стал, а помиловал, однако после помилования приказал сидеть безвыездно в своем родовом имении.