Любовница фюрера - Эмма Вильдкамп Страница 13

Для себя она решила, что он приезжал, чтобы чаще ее видеть. Впрочем, бывший банкир, видимо, всерьез решил заняться кино.

Лени в это время увлеклась Тренкером. Ей нравилась его грубость и простота. Они пытались скрывать свои отношения от ревновавшего Фанка, но это было трудновыполнимо. Когда Тренкер и Зокаль уехали, режиссер заметно повеселел. Теперь их оставалось всего семеро.

Лени же предстояло научиться кататься на лыжах по-настоящему, и хотя перелом вселил в нее неуверенность, Шнеебергер, по кличке «Снежная блоха» за свои феноменальные спуски и прыжки, ставший наставником, был с ней весьма терпелив. В первую свою вылазку в горы Лени шла с Фанком, вернувшимся из Боцена Тренкером, Шнеебергером и носильщиком. Подъем был довольно сложный – бесчисленные серпантины, крутые склоны. После отснятых кадров группа стала спускаться в долину. Первым отправился вниз Тренкер. Шнеербергер с Фанком тем временем укладывали аппаратуру. Лени сидела в перевалочной хижине и ждала команды на спуск. В следующую минуту погода вдруг резко поменялась, и начался буран. В такой ледяной ураган спускаться с неопытной лыжницей было нельзя. Лени, Фанк и Шнеебергер остались ждать улучшения погоды, но буря и не думала утихать. Прошло уже двое суток – у них уже заканчивался провиант и дрова, надо было что-то решать. Когда еды совсем не осталось, Фанк и Шнеебергер посоветовались и решились спускаться. Фанк с носильщиком поехали вперед, а Шнеебергер схватил Лени за руку и повел сквозь непроглядную белую пелену. Было холодно. Они с бешеной скоростью летели со склона вниз в неизвестность. Вдруг Лени оторвало от Блохи, и она кувырком полетела в снег. Приземлившись, она почувствовала, как начинает съезжать вместе с огромной массой снега. К счастью, это оказалась не лавина, а лишь оползень. Шнеербергер пробрался к ней навстречу и начал откапывать из сугроба. Лени не хотела дальше спускаться, тогда Блоха крепко схватил ее за руку и потащил за собой вниз в снежную завесу. Они снова заскользили и через некоторое время неожиданно въехали в лес. Буран уже был позади.

Следующие съемки были запланированы в Интерлакене. Фанка отозвали в Берлин для отчета по фильму – студия УФА не намеревалась оставлять группу на вторую зиму в горах. Первая зима пропала из-за травмы Лени. Она чувствовала вину за нависшую над фильмом угрозу срыва и решила помочь. Оставалось еще 600 метров пленки для съемки весенних лугов, и девушка на свой страх и риск начала снимать сама. На кадры усыпанных цветущими белыми нарциссами лугов, застилавших землю словно снег, ушло три дня. Материал был отправлен Фанку в Берлин. Лени с тревогой стала ждать приговор режиссера. Вскоре от него пришла телеграмма, в которой он поздравлял ее и сообщал, что руководство УФА в восторге от материала, так что фильм будет сниматься до конца. Вся съемочная группа была на седьмом небе от счастья.

Когда от студии пришли долгожданные деньги, Лени арендовала во Фрайбурге мансарду, откуда ежедневно ездила на копировальную фабрику, где Фанк просматривал отснятую пленку. Девушка с большим увлечением наблюдала за процессом проявки и монтажом, приходя в восторг, как много всего можно было сделать, собрав кадры из разных сцен. Созерцание этого творческого процесса захватило ее с необыкновенной и неодолимой силой. После перелома тренироваться во время съемок было тяжело – пока она поднималась на горы, то так изматывалась, что танцевать уже не могла. Но отказаться от карьеры танцовщицы Лени еще была не готова. Как только в съемках наметился перерыв, она тотчас же попросила сопровождавшего ее обычно на гастролях пианиста приехать к ней во Фрайбург. Там она, стиснув от боли зубы и едва удерживаясь, чтобы на застонать, разрабатывала сломанную лодыжку. Зная фанатизм Лени, можно представить, что первые успехи в репетициях не заставили себя долго ждать, однако снова последовал вызов на съемки. В одной из сцен девушка должна была танцевать на утесе. Над бушующим морем она, по замыслу Фанка, должна была двигаться под Пятую симфонию Бетховена в такт со стихией. В эру немого кино синхронизации движений и музыки достичь было трудно, поэтому режиссер пошел на немыслимое ухищрение: со скалы на канате спустили привязанного к веревке скрипача, который играл для Лени. Шум прибоя был такой оглушающий, что девушка часто вообще ничего не слышала, не говоря уже о том, что сильные волны несколько раз сбрасывали ее со скользких камней в воду. Когда съемки закончились, она вздохнула с облегчением. Впрочем, она еще не знала, что за испытания ждут ее впереди.

Затем последовали съемки в павильоне в Берлин-Бабельсберге и в горах в Церматте. Все это время Лени продолжала встречаться с Тренкером. Первый игровой фильм, в котором принимал участие тиролец Тренкер, несколько лет занимавшийся то одним, то другим, конечно, вскружил ему голову. Он, служивший в войну горным инструктором, наконец, мог получать за свою неизбывную, родом из детства, любовь к горам, деньги, поэтому вскоре стал одержим тщеславием. Лени всегда привлекали мужчины, похожие по характеру на нее саму, но, как известно, два амбициозных человека не могут сосуществовать вместе, так что у нее с Тренкером вскоре начались проблемы. Девушку стала раздражать ревность актера к ее работе, то, что он волновался не на шутку, если Фанк снимал с Лени одним метром пленки больше. Она поняла, что период влюбленности прошел, и теперь перед ней не любовник, а соперник.

Между тем, снова настал перерыв в съемках, и Лени не преминула им воспользоваться для продолжения танцевальных репетиций. Каждый день она терпеливо, превозмогая боль, растягивалась, отрабатывала прыжки, танцевала. Ее левая лодыжка после того, как сняли гипс, была одеревеневшей, но сейчас девушке удалось вернуть ей былую гибкость. Конечно, она не могла превзойти саму себя, но достигла уровня, на котором и была до травмы. Спустя полтора года она снова стояла на сцене. Сначала Дюссельдорф, затем Берлин, Дрезден, Лейпциг, Кассель, Кельн. Раз от раза Лени чувствовала, как становится все пластичнее и раскованнее, как легче кружится и прыгает. Но контракт с Фанком снова призвал ее на съемки.

Январь 1926 года. Снова горы, снова снег и леденящий холод. Кадры давались трудно – иногда по нескольку недель приходилось ждать подходящей погоды. В фильме была сцена, где героиню засыпает лавина. Фанк в это время задержался на Фельдберге, что-то доснимая, а Лени со Шнеебергером отправилась в Цюрс на Флексенштрассе. Уже пятый день, не переставая, шел снег, гора стала лавиноопасной – то, что и было им нужно, но носильщиков было не найти – люди крутили пальцами у виска, считая «киношников» сумасшедшими. Лени не привыкла отступать, поэтому решено было идти одним. Шнеебергер нес кинокамеру со штативом, а девушка – чемодан с оптикой. Мел сильный снег, видимость была нулевая. С гор то и дело срывались лавины – оставалось найти подходящий навес и снимать. Они нашли утес, установили камеру и стали ждать. Было так холодно, что ноги уже онемели, а ресницы и волосы заиндевели, делая их похожими на Санта-Клаусов. Прошло полчаса и ничего. Прошел еще час. И еще полчаса. Наконец откуда-то сверху донесся глухой гул – лавина! Блоха бросился к камере, а Лени к выступу горы. Она крепко вцепилась руками в скалы и закрыла от страха глаза. Вдруг она почувствовала, как вокруг потемнело, и следом тяжело навалился снег. Ее целиком засыпало. Стало страшно, она пыталась расталкивать ком плечами, головой, но он поддавался с трудом. Девушка сильно испугалась. Что если она не сможет отсюда выбраться?! Но тут Лени почувствовала, как Ганс разгребает над ней снег. Спасена!