Четыре жизни Василия Аксенова - Виктор Есипов Страница 13

«С утра – Брест. Проверка паспортов, таможенный осмотр. Таможенница – девица типа Галины Борисовны ^[54] – особенно не придирается, в чемоданы не лезет.

– Наркотики везете? Литературы нет? Золота? Как нет, а это что? – зорко уловила цепочку под блузкой…

В Бресте поезд долго переформировывается. И вот свершилось: впервые за долгую мою жизнь я пересекаю границу любезного отечества».

Эмоциональна и запись от 3 сентября:

«Наконец-то я дорвалась до вымеченной мной продавщицы, которая занимается только мной. Она хочет одеть меня с ног до головы. С отлично разыгранным восторгом подбирает мне тона к лицу. И что с того, что я знаю: я стара как мир и она, как бы ни старалась, не может разглядеть во мне прежнюю Женюшу. Зато я проглядываю. Вдруг она возникает в зеркале за каким-то туманом. Правда, на ней бушлат ярославского политизолятора, но я каким-то фантастическим усилием воли заменяю его этим парижским тэйером. Это только секунда, но она дает мне горькое счастье. Вот как это выглядело бы, если бы это надеть на меня тогда…

– Цены астрономические, – восклицает по-русски Вася.

А бойкая продавщица уловила, смеется, повторяет „астрономик“, но услужливо разъясняет, что фирма готова ждать, если у месье и мадам нет сейчас с собой таких денег. Пусть мы оставим аванс, а они за это время подобьют элегантное пальто ватином, поскольку русские зимы так суровы. И охмурила. На все мы согласились, и теперь все Переделкино ахнет от моих обновок с Елисейских Полей».

Эта первая в ее жизни заграничная поездка стала для больной раком Евгении Семеновны большой радостью, скрасившей последние месяцы ее жизни. Она умерла 25 мая следующего года.

«Крутой маршрут» был опубликован на родине 12 лет спустя, во время горбачевской перестройки. Вскоре театром «Современник» по нему был поставлен спектакль – получившая всемирное признание книга обрела новую жизнь. «Крутой маршрут» до сих пор остается в репертуаре «Современника». Театр неизменно показывает его во время зарубежных гастролей.

Году в 2004-м я смотрел «Крутой маршрут» вместе с Василием. Видимо, главный режиссер театра Галина Волчек пригласила его, а он предложил нам с женой составить ему компанию. В зале мы сидели справа от него, а слева сидел его сын Алексей. Ощущение того, что я сижу рядом с сыном героини спектакля, придавало увиденному особую подлинность. В наиболее драматические моменты действия невозможно было удержать слезы. Я и не удерживал, потому что это была жгучая правда: сотни тысяч семей наших соотечественников разделили ту же участь. А когда зажегся свет и мы поднялись с кресел, Василий сказал, вытирая щеку: «Я плакал…»

В 1994 году Василий Аксенов написал предисловие к книге о следственных делах Евгении Гинзбург, составленной и прокомментированной казанским историком профессором А. Л. Литвиновым.

Вот этот текст, ксерокопию которого он сохранял в своем архиве:

Предисловие к книге «Два следственных дела Е. Гинзбург» ^[55].

«Чтение архивов советского гэбэ наполняет душу мраком, а тело свинцом. Особенно если ты читаешь „дело“ своей собственной матери. Особенно если твоя мать – Евгения Гинзбург, написавшая потрясающий человеческий и литературный документ, основанный на этом гнусном „деле“, книгу „Крутой маршрут“.

Парадоксальный результат соединения этих, казалось бы, несоединимых стихий, полицейского произвола и литературной страсти: мерзавцы, оформлявшие грязное насилие над молодой казанской интеллигенткой, спасены от забвения. Не будь „Крутого маршрута“, все эти подписи под протоколами допросов и очных ставок через 56 лет оказались бы просто анонимами, теперь мы видим за ними литературные, то есть человеческие, образы, образы недочеловеков: Ельшин, Бикчентаев, Веверс…

В каком-нибудь будущем издании, может быть, стоило бы поместить под одной обложкой „Крутой маршрут“ и „дело Е. С. Гинзбург“, извлеченное из-под более чем полувекового спуда историком и архивистом Литвиновым. Глухой вой погибшей теперь машины террора еще острее донес бы до читателей будущих поколений трагическую, но всегда каким-то удивительным образом просветленную ноту „Маршрута“.

Иные, выявляющиеся из грязно-мышиного цвета папочек „материалы“ опрокидывали меня, прожитые десятилетия, казалось, исчезали, и я по-сиротски останавливался на краю той юдоли, на пороге разгромленного семейного очага, возле Лядского садика моего детства. Чего стоят только профильные и анфас фотографии матери, сделанные фотографом „Черного озера“ ^[56] после вынесения обвинительного заключения. Чего стоят только инвентарные списки реквизированных предметов домашнего обихода: костюм старый хорошего качества, белье постельное, игрушки детские, Иммануил Кант, собрание сочинений…»

Выше – поздравление Евгении Гинзбург от Льва Копелева и Раисы Орловой по случаю ее дня рождения 20 декабря 1968 года.

Ниже – копия письма Александра Солженицына из Рязани в «Литературную газету» с припиской лично для Евгении Гинзбург.

Выше – фрагмент автографа «Крутого маршрута».