Семь главных лиц войны. 1918-1945. Параллельная история - Марк Ферро Страница 13

Политика Сталина во время заключения советско-германского пакта, а затем его поведение вплоть до нападения Гитлера на СССР — вот что всегда вызывало поистине бесконечные вопросы и предположения. Прежде чем анализировать эту ситуацию, заглянем в «Воспоминания» Хрущева, дающие общее представление о ней. Вряд ли стоит напоминать, что при первом издании «Воспоминаний» в 1970–1974 гг. отрывки, которые мы процитируем, были вырезаны цензурой, дабы не компрометировать еще остававшихся в живых, а то и находившихся у власти участников событий. Свидетельство Хрущева, надиктованное на магнитофон, безапелляционно и однозначно. И тем более ценно, что Хрущев в 1956 г. выступил с докладом, обличающим сталинские преступления.

«Приехал я с охоты [23 августа 1939 г.] и сейчас же направился к Сталину. Повез ему уток… Сталин был в хорошем настроении, шутил… Сталин рассказал, что Риббентроп уже улетел в Берлин. Он приехал с проектом договора о ненападении, и мы такой договор подписали. Сталин был в очень хорошем настроении, говорил: вот, мол, завтра англичане и французы узнают об этом и уедут ни с чем… Он понимал, что Гитлер хочет нас обмануть, просто перехитрить. Но полагал, что это мы, СССР, перехитрили Гитлера, подписав договор. Тут же Сталин рассказал, что согласно договору к нам фактически отходят Эстония, Латвия, Литва, Бессарабия и Финляндия… Относительно Польши Сталин сказал, что Гитлер нападет на нее, захватит и сделает своим протекторатом. Восточная часть Польши, населенная белорусами и украинцами, отойдет к Советскому Союзу… Он говорил нам: “Тут идет игра, кто кого перехитрит и обманет”… Нами в Политбюро происшедшие события рассматривались так: начнется война, в которую Запад втравливал Гитлера против нас один на один. В связи с заключенным договором получалось, что войну начал Гитлер… Такими действиями он вызывал на войну против себя Францию и Англию, выступив против их союзника Польши [9]… Если рассматривать войну как некую политическую игру и появлялась возможность в такой игре не подставлять своего лба под вражеские пули, то этот договор с Германией имел оправдание… И все же было очень тяжело. Нам, коммунистам, антифашистам, людям, стоявшим на совершенно противоположных политических позициях, — и вдруг объединить свои усилия с фашистской Германией? Так чувствовали и все наши рядовые граждане… Да и самим нам, руководителям, было трудно понять и переварить это событие… доказывать другим, что договор выгоден для нас, что мы вынуждены были так поступить, причем с пользой для себя» {53}.

«Когда 1 сентября немцы выступили против Польши, Риббентроп предупредил об этом советскую сторону, — продолжает Хрущев. — Наши войска были сосредоточены на границе. Я тогда тоже находился в войсках как член Военного совета Украинского фронта… Когда немцы подступили к той территории, которая по августовскому договору переходила от Польши к СССР, наши войска были двинуты 17 сентября на польскую территорию. Польша к тому времени уже почти прекратила сопротивление немцам. Изолированное сопротивление оказывали им защитники Варшавы и в некоторых других местах, но организованный отпор польской армии был сломлен… Сколько было продемонстрировано форса, сколько проявлено гордости, сколько выказано пренебрежения к нашему предложению об объединении антифашистских усилий, — и какой провал потерпела польская военная машина!»

В 1974 г. Хрущев говорил: «Нас сегодня постоянно спрашивают о том, знали ли мы, что Гитлер нападет на нас? Или он застал нас врасплох?.. Утверждать, что мы не ожидали нападения, было бы просто глупо… Но были ли мы предупреждены, когда и как это случится?..» Каждая из гипотез имеет своих защитников.