Чингисхан. Властелин мира - Гарольд Лэмб Страница 13

В 1206 году собирался великий курултай, а в Китае в тот же год уполномоченный по охране западных пограничных областей, в чьи обязанности входило следить за «варварами», обитающими за Великой стеной, и собирать с них дань, докладывал, что «абсолютное спокойствие царит в дальних землях влияния империи». Вслед за тем как тюркомонгольские племена выбрали своего правителя Чингисхана, впервые за последние несколько столетий произошло их объединение. На волне этой эйфории они верили, что Темучин, а теперь уже Чингисхан, на самом деле был богдо, ниспосланный богами, наделенный «силою Вечного Неба». Но никакая эйфория не могла сдержать эти необузданные орды. Слишком долго они жили подчиняясь обычаям своего племени. А обычаи столь же различны между собой, как и характеры людей.

Чтобы держать их под контролем, Чингисхан имел в своем распоряжении военную организацию из своих монголов, основу которой составляли заслуженные ветераны. Но он также объявил, что создал ясу, которой должны следовать все. Яса (или джасак) была его сводом законов, комбинацией из его собственных идей и наиболее подходящих для его целей традиционных обычаев племени. Он давал понять, что особенно нетерпим к воровству и прелюбодеянию, которые должны быть наказуемы смертной казнью. Такое же наказание ожидало вора, укравшего коня. Вызывало осуждение неповиновение детей родителям, младших братьев – старшим; стремление мужа повиноваться жене и нежелание жены подчиняться мужу, а также нежелание богатого оказать помощь бедному и нижестоящего по положению оказать уважение вышестоящему. Что касалось крепких напитков, к которым питали слабость монголы, Чингисхан говорил: «Пьяный подобен получившему удар по голове; его здравый смысл и мастерство полностью изменяют ему. Напиваться можно не чаще трех раз в месяц. А лучше было бы не напиваться вовсе. Но кто может полностью воздерживаться от этого?»

Еще одной слабостью монголов была боязнь грозы. Во время сильных гроз в Гоби эта боязнь временами столь сильно овладевала ими, что они бросались в озера или реки, чтобы там уберечься от гнева небес, по крайней мере, так об этом рассказывает нам досточтимый «брат» Рубрук.

Яса запрещала купаться и вообще касаться воды во время грозы.

Сам склонный в гневе к насилию, Чингисхан запрещал проявление насилия среди своих людей.

Яса запрещала ссоры среди монголов. Еще в одном из ее пунктов Чингисхан со всей непреклонностью утверждал, что, кроме него, другого Чингис Ха-Хана быть не должно. Его имя и имена его сыновей писались золотыми буквами или не писались вовсе. Нельзя было также подданным нового императора произносить его имя всуе.

Сам он был деистом, воспитанным среди оборванных и плутоватых шаманов, и его кодекс снисходителен в отношении религии. Лидеры других вероисповеданий, посвященные, муэдзины мечетей освобождались от налогов. И действительно, толпы всякого рода служителей культа сопровождали монгольские орды: бродячие ламы в желтых и оранжевых одеяниях, вращавшие свои молитвенные колеса, иные носили «паланкины с рисунками, напоминавшими изображение дьявола, как его представляет христианское вероучение», – отмечал «брат» Рубрук. А Марко Поло рассказывает, что перед битвой Чингисхан требовал, чтобы астрологи делали предсказания. Предсказатели из сарацинов не давали достаточно достоверных прогнозов, а несторианские христиане делали это успешнее, используя две маленькие тростниковые палочки с написанными на них именами лидеров каждой из противных сторон. Они опрокидывались одна поверх другой, в то время как вслух зачитывались строки из Псалтыри. И хотя Чингисхан, видимо, слушал прорицателей, а в более зрелые годы внимал предостережениям китайского астролога, он, похоже, на этом основании не отказывался ни от одного из своих рискованных предприятий.

Яса в незамысловатой манере указывала, что делать со шпионами, содомитами, лжесвидетелями и черными магами. Им была уготована смертная казнь.

Довольно любопытен первый закон ясы. «Постановляется, что все должны верить в единого Бога, создателя неба и земли, единственного дарующего богатство или обрекающего на нищету, дарующего жизнь и обрекающего на смерть, согласно высшей воле Того, чья власть над всем сущим абсолютна». Здесь слышен отголосок учения ранних несторианцев. Но этот закон никогда не озвучивался публично. У Чингисхана не было никакого желания проводить разграничительную линию между своими подданными или «раздувать тлеющие угли» скрытого антагонизма различных доктрин.

Психолог мог бы сказать, что яса преследовала троякую цель: обеспечивать повиновение Чингисхану, сплочение кочевых племен и неотвратимость наказания за проступки. Она была ориентирована на людей, а не на собственность. И тот или иной человек, между прочим, не мог быть признан виновным, если не признавался и не был застигнут на месте преступления. Не следует забывать, что среди безграмотных монголов большое значение придавалось произнесенному слову.

Чаще всего кочевник, перед лицом обвинения в каком-либо преступлении, признавался сам, если был виновен. Бывали отдельные случаи, когда виновный приходил к хану и сам просил для себя наказания. В более поздние годы жизни Чингисхана повиновение ему было абсолютным. Армейский тысячник подчинился постановлению о своем отстранении за тысячу миль от суда, который его вынес. Он был казнен по указу хана, доставленному обычным посыльным.

«Степень их повиновения своему господину несравненно выше, чем в любом другом обществе, – отмечал отважный «брат» Карпини, – и он выказывал им свое огромное уважение и никогда не обманывал их ни словом, ни делом. Они редко ссорятся и скандалят, а нанесения друг другу ранений, а тем более убийств друг друга у них почти не бывает. Нигде не встретишь у них воров и грабителей, поэтому они никогда не запирают свои дома и кибитки, где лежат их вещи и драгоценности. Нашедший домашнее животное не забирает его себе, а, как правило, отгоняет к десятнику, ведающему такими пропажами. В общении друг с другом они учтивы и при всей скудности провианта охотно им делятся. Они очень терпеливо переносят лишения и даже, если приходится голодать день-другой, все равно будут петь и веселиться. В походах они, не жалуясь, переносят холод и жару. Они никогда не ссорятся и, хотя часто напиваются, не бранятся, будучи «под мухой».

(Это, по-видимому, вызывало некоторое удивление у путешественника, прибывшего из Европы.)

«Пьянство у них в чести. Если кто-нибудь перепьет и его вырвет, то он начинает пить снова. По отношению к чужакам они держатся в высшей степени надменно, властно и с презрением, независимо от того, насколько высокое положение те занимают. Так, мы видели в императорском суде Великого русского князя, сына грузинского князя, многих султанов и других сановных особ, к которым относились без всякого почтения и уважения. Действительно, даже приставленные в услужение к ним татары, несмотря на свое низкое положение, все время лезли вперед этих высокородных пленников и занимали лучшие места.

Они раздражительны, и пренебрежительны к чужим, и невероятно лживы. Какое бы зло они ни замышляли, они это тщательно скрывали, чтобы никто не мог принять контрмеры. А в кровавых расправах над чужими они не видели ничего особенного».