Ледяные небеса - Мирко Бонне Страница 13

Вводя Грина в курс событий, капитан распахивает раздвижную дверь в «Ритц». Я вижу геолога Уорди и биолога Кларка, драящих кафельный пол, они застыли на коленях со щетками в руках в похожей на ковер мыльной пене, потому что увидели в дверях меня.

— Парень, парень, — тихо насвистывает Грин, а потом кричит: — Вот так это и делается! Плевать на вербовочный лист! Кто хочет на борт, тот приходит. А вы куда запрятали ваших помощников?

Кларк и Уорди смотрят друг на друга.

— У нас нету, — бормочет Кларк. — А то разве мы здесь драили бы?

А Уорди улыбается:

— Но Мерс может продолжить нашу работу.

— Не здесь. Джентльмены, пропустите-ка нас. — Уорсли делает жест в сторону выхода и пропускает меня вперед. — Я заметил, Блэкборо пользуется громадным успехом. Я боюсь лишь, что от него мало что останется после встречи с Сэром. Чарли, приготовь-ка кофе покрепче, чтоб мертвого разбудил, и принеси две чашки в каюту шефа. И мы вдвоем посмотрим, какая складывается обстановка. Ну, давайте, мистер Блэкборо! У меня есть еще чем заняться, кроме того, чтобы показывать шхуну «зайцам». Да еще из Уэльса!

Забрезжил свет. Повеяло свежим воздухом. Я еще не выбрался наверх, но ветер уже веет мне в лицо, как будто хочет поздороваться, и я закрываю глаза и позволяю ему порезвиться в моих волосах… о, как здорово. Воздух словно состоит из воды, холодной, чистой и свежей. Я открываю рот, глотаю полный рот воздуха и ступаю на палубу. Вот праздник! Дождь стучит по обшивке, я сразу промокаю до нитки, и мне кажется, что я никогда не испытывал ничего более приятного.

А где капитан? Он стоит под навесом на юте и разговаривает с первым помощником Гринстритом, почти не разжимая губ. За моим плечом, насколько хватает глаз, раскинулось море, темно-серое и покрытое рябью от западного ветра. «Эндьюранс» идет полным ходом, пробираясь через ливень. Все паруса подняты, бом-брамсель, мунсель, даже топсель раздули на ветру свои груди и похожи на огромных альбатросов, которые уселись на верхушки мачт и расправили крылья.

Маклеод меня заметил, но сделал вид, что продолжает кормить собак. И лишь сейчас я вижу, что на носу зачем-то собралась целая толпа.

Мне хочется закричать:

— Эй! Бэйквелл, смотри сюда! Это я! Смотри же сюда, американский идиот!

И хочется услышать:

— Святая Мария, изнасилованный Гавриил, свиные яйца и козлиные копыта. Черт меня побери, мой Блэкборо здесь и снова сквернословит.

И я хочу видеть его, моего друга, видеть, как он, промокший до нитки, пробирается через ряды клеток, из которых рвутся старающиеся тяпнуть его собаки, широко улыбаясь, но глядя вопросительно, не выдал ли я его… «Ты, мой дорогой!»

Вместо этого в двух шагах у меня за спиной раздается крик Гринстрита «Брасопить реи!», и я вздрагиваю от ужаса.

И я вижу, как толпа на носу моментально распадается, чтобы бежать к вантам. Бэйквелл заметил меня, он радостно машет мне рукой.

Но Гринстрит тихо произносит, так, что слышно только мне:

— Идите к шкиперу, Мерс.

Уорсли ждет у входа в кормовую рубку и накидывает на меня шерстяное одеяло, не преминув напомнить, что оно из тех вещей, которые были подарены экспедиции семьей капитана Скотта. Это особенное одеяло, не потому, что оно особенно теплое, а из-за того, что Скотт замерз.

Заходим внутрь. Узкий проход делит рубку пополам, в той части, что ближе к носу, находится каюта капитана, в другой половине разместился Шеклтон. Входы в каюты находятся один напротив другого. Уорсли приказывает мне подождать в его каюте, пока он поговорит с Сэром. Он закрывает дверь, и слышу, как он стучится к Шеклтону.

На узкой полке над койкой стоят пять синих книг, все принадлежат перу Диккенса. По иллюминаторам молотит дождь. Снаружи лежит покрытый рябью океан, над ним — огромное небо молочного цвета. На стене у двери висит небольшая картина, вернее, рисунок: всадник, склонившийся со вставшего на дыбы коня, чтобы втащить на него ребенка.

Входит Уорсли; он закрывает дверь, снимает куртку и вешает ее на стул у конторки.

— Садитесь, — говорит он и поворачивает стул. — Будем ждать. Он скажет, когда вам зайти.

Он, кажется, не очень знает, с чего начать. Разговор о дальнейших действиях явно излишний — его проведет со мной Шеклтон. Уорсли рассматривает пятна шоколада на моей одежде и некоторое время наблюдает, как вода капает с моих волос на одеяло Скотта. Затем он протягивает мне полотенце.

Одновременно говорит:

— В газете было объявление, которое давал Сэр. Слышал о нем?

Крин рассказывал об этом Бэйквеллу, но я посчитал, что в моем положении будет умнее не упоминать Бэйквелла, поэтому я лгу и говорю, что ничего не знаю.

Уорсли берет с конторки кожаную папку, вытягивает лежащую между листов бумаги газетную вырезку и сует мне под нос.

Объявление

Требуются мужчины для очень рискованного путешествия.

Небольшая оплата. Жестокий холод. Долгие месяцы в полной темноте. Постоянная опасность. Возвращение не гарантируется. При успехе — награда и признание.

Эрнест Шеклтон

— По объявлению к нему обратились более пяти тысяч человек, — говорит Уорсли и опять откладывает папку в сторону. — За исключением тех немногих, которых он обязательно хотел видеть в составе экспедиции — Фрэнка Уайлда, Томаса Крина, Альфреда Читхэма и матроса Маклеода, которые уже бывали в Антарктике и имеют опыт, кроме Джорджа Марстона и Фрэнка Хёрли, фотографии и живопись которых он очень высоко ценит; за исключением этих людей все, кто сейчас есть на борту, обратились по объявлению, сэр Шеклтон сам лично принимал их на работу.

Этим он дает мне понять, что он сам, капитан, должен был пройти этот строгий отбор. Должно ли это показать мне бесперспективность моего положения? Или он хочет, наоборот, придать мне мужества, четко говоря, что Шеклтон одинаково относится ко всем — от палубного матроса до капитана?

— Сэр, — говорю я, — если бы мне было позволено высказаться…

— Это уж слишком. Будьте добры, вытритесь, наконец. Я не буду делать это за вас.

— Нет, я это сделаю сам. Спасибо, сэр.

Я вытираю насухо волосы, затылок и лицо.

— Я не читал тогда объявление в газете, а если бы и прочитал, то не стал бы по нему обращаться. Я сам думал бы о себе то же, что вы все думаете обо мне, то есть что я слишком молод и неопытен. Не говоря уже о том, что мой отец никогда не отпустил бы меня, если бы прочитал «Возвращение не гарантируется». Полотенце, сэр, куда мне его деть?

Он вешает полотенце на округлую дверную ручку. Лицо Уорсли стало серьезным, он выжидательно смотрит на меня.

— Но сейчас другое дело, — говорю я.

— Опасности, Блэкборо, остаются теми же, да и вы не стали взрослее. Кто-то должен взять на себя ответственность за вас. Хотя для меня это не может иметь решающего значения. Я хожу в море с пятнадцати лет. — При этих словах его лицо проясняется.