Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча - Виктор Карпенко Страница 13

1

Подойдя к Хлынову, тайные посланцы великого князя Дмитрия Константиновича растерялись: негде было пристать, весь берег забит ушкуями, лодиями, татарскими и булгарскими пабусами, кербасами, мишанами, бафьтами, каюками… С великим трудом отыскав брешь, Ярославовы товарищи вытащили судно на берег и остались при нем. Ярослав же отправился в город. Надо было прежде всего подумать о жилье — зима-то не за горами. Но если ты не ушкуйник, пристанище найти было трудно. Ярослав обходил двор за двором раскинувшегося посада и везде получал отказ. Один из словоохотливых хлыновцев посоветовал:

— Ты, молодец, Богом силой не обижен, так чего тебе… Выкопай землянку и зимуй, а хошь и избу сруби. Земля у нас общая, и лес общий, то есть ничейный. Иди, вали сколь хошь, ставь хоч терем… никто слова супротив не скажет.

— Срубить избу — дело непростое. А пока-то как от непогоды укрыться?

— Иди в ушкуйники. Ты крепкий, молодой — такие в ватаге надобны. Хошь к Осипу Варфоломеевичу, хошь к Василию Федоровичу, а то и к Александру Абакуновичу под руку становись. Он опосля похода за Камень богат стал непомерно: оденет, обует, накормит, службу даст, а уж о жилье и речи нет — ушкуйники себе изб нарубили и еще жилье ладят. Да чего там жилье — крепость новую возводят, вона, вишь, на холмах. Поболе прежней будет. И то сказать, ушкуйников было двести, а ноне две тыщи.

— Скажи мне, добрый человек, а купцов в городе много?

— Как собак, прости Господи, — перекрестился хлыновец. — Понаехало, словно воронье налетело, не продохнуть. Понавезли всего… Обирают повольников, за гроши добро скупают. Себе избы понастроили, лавки… Ото там, — махнул мужик в сторону новоделов, укрытых за цепочкой уже оголившихся берез. — Может, ты и сам их роду-племени? — оценивающе оглядел мужик Ярослава, но тот поспешил его успокоить:

— Да нет же, мне бы боярина Абакуновича повидать…

— А-а, то дело другое, — почесал затылок хлыновец, сдвинув шапку на лоб. — Он чаще всего бывает там. — Мужик кивнул в сторону строящейся крепости. — И ноне, поди, там. Хозяйственный, до всего есть дело, хоча и боярин. Ну, прощевай, заболтался я совсем. — И хлыновец засеменил в сторону разгружавшегося у выступающего в реку деревянного настила большого купеческого карбаса.

Александр Абакунович узнал молодца. Оценивающе оглядев Ярослава, спросил:

— Где был? Я тебя после Костромы не видывал. С чем пришел?

От прямых вопросов Ярослав несколько растерялся. Заготовленный рассказ улетучился, словно он и не думал о встрече. Начал говорить что-то об отце, торговом деле… но потом остановился и под пытливом взглядом боярина выпалил:

— Ушел в Новгород. В городе тебя зрел да подойти не посмел. С тобой же в поход отец не пустил. А ноне я пришел…

— Сам, или опять отец направил?

— Батюшка, а я и не противился. Сам хотел. Меня Анфим Никитич за собой звал… да вот сгинул…

Боярин рассмеялся.

— Не такой Анфим человек, чтобы сгинуть. Жив-здоров. Хан Хидыбек жаден без меры — потому братьев наших не лишил живота, а продал. Да разве удержишь в неволе повольников?! Ушли молодцы, на Хвалынском море промышляют и в Волгу заходят, дабы о себе напомнить. Ты-то с чем пришел? — повторил свой вопрос Абакунович.

— Батюшка прислал товара иноземного у повольников купить: посуду, шелк…

— А денег-то достанет? — улыбнулся боярин. — Товар недешев.

— Достанет, — тряхнул кудрявой головой Ярослав. — Токмо я хочу к вам пристать. Еще в Костроме решился, да тут дела эти…

— А как же наказ отцовский?

— Так я его исполню, а сам с тобой останусь.

— Ну-ну, токмо помни, что повольники купцов не очень-то жалуют. Могут и не принять в сотоварищи.

Серебро, данное великим князем нижегородским, сыграло добрую службу. Им он расплатился за жилье, которое недешево уступил ему и его охране один из купцов новгородских, отдав пристрой к дому. Этому купцу и доручил Ярослав скупленное добро, чтобы тот его доставил в Нижний Новгород воеводе Даниле Петровичу Скобе, а отцу в Новгороде Великом передал, что-де жив-здоров сын и домой возвертаться не спешит. Коли судьба выпадет, то ждать его через год по осени.

Еще по зимнику ушел купеческий обоз. С ним отправились и молодцы охраны. Оставшись один, Ярослав принялся налаживать дружбу с ушкуйниками. Благо дело среди них было немало новгородцев, встречались и знакомцы. Вскоре он стал своим на дружеских пирушках, в свадебных застольях, коих немало проходило в Хлынове: ушкуйники пришли в город надолго, если не навсегда, и потому устраивались основательно, заводя семьи, хозяйство… Воеводы повольников смотрели на это одобрительно.

2

Почти месячная суета сборов наконец-то закончена, и санный поезд вытянулся от княжеского двора к Дмитровской башне. Наступил час прощания. Зареванные мамки и няньки стояли в стороне и с жалостью смотрели на свою воспитанницу. Великая княгиня Анна кончиком плата вытирала набегавшие слезы, и только великий князь нижегородский Дмитрий Константинович спокойно взирал на хлюпающую носами челядь, и на свое семейство, и на младшенькую Евдокию, поблескивающую голубыми глазенками из мехов не по росту большой шубы.

— Как ей там-то, птахе нашей, на чужбине будет? Отроковица, а уж замуж. Ладно бы дородностью да статью вышла, а то что дите малое, — причитала боярыня Авдотья Брагина.

Ей вторила княгиня Агриппина, жена городецкого князя Бориса:

— По возрасту и ничего бы — тринадцать, да в кости мелковата. Ништо, чай, в постельку-то сразу не уложат, а там подрастет.

Дмитрий Константинович, нагнувшись, поднял дочь на руки и, поцеловав в лоб, напутствовал:

— В дороге не балуй! Знаю я тебя, проказницу. Боярыню Ростиславу слушайся. А к свадебному пиру и мы приспеем. Ну, с Богом!

Вскоре санный поезд почти в две сотни возов под охраной малой княжеской дружины вышел из Нижнего Новгорода, и путь ему лежал далекий: аж до самой Коломны, где ждал тринадцатилетнюю невесту шестнадцатилетний жених — великий князь владимирский, князь московский Дмитрий Иванович.

Не просто далось сватовство. Кто только не отговаривал Дмитрия от этого решения: и епископ Алексий, и бояре московские, и кое-кто из младших князей, но великий князь остался верен своему слову, и как только ему исполнилось шестнадцать, заслал сватов. Не остановил его даже пожар, случившийся в прошлом году на Москве. Больше половины города выгорело дотла. Потому венчание назначено в Коломне — вотчине московских князей.

К началу января санный поезд подошел к Коломне. Город, сродни Нижнему, стоял на взгорье у слияния рек Оки и Москвы. Опоясанный высоким частоколом черных дубовых стволов, он поднимался посадами к княжескому терему и белеющей строгими каменными стенами Воскресенской церкви.